Стрелецкий десятник - стр. 1

В селе Тонинское в государевом дворце самые обширные покои – это трапезная, два яруса окон в ней, каждое из которых набрано из разноцветного стекла. Столы в три ряда на сотню человек, государев стол на помосте, откуда можно окинуть взглядом всех пирующих.

В тот день не за кем было присматривать, в трапезной неполная дюжина едоков, все разместились по чину. На этот раз царь Иван Васильевич возвращался из Троице-Сергиева монастыря с малым числом спутников. Он сумрачен, потупив глубоко сидящие глаза, только изредка из-под насупленных бровей быстро оглядывал сотрапезников.

Хранителя царского дворца боярина Прокофия Морозова охватило беспокойство: не доволен чем-то государь!.. А может, заботы одолевают? Ведь ему 29 августа, на Ивана Постного, всего двадцать два года исполнится, по редкой бороде и того не дашь, а на челе уж морщины обозначились. За столом он ничего не отведал, меда не пригубил. А он-то, Прокофий, как старался! Похлебки, щи, ушицы наваристые, рыбы разные, солености, мочености горками, грибы и свежие есть, и в конопляном масле жаренные… Государь же только хлеб щипнул, в соль окунул, квасом запил, и весь обед. Вот горе-то! На что гневаться изволит?! А его сотоварищи и не замечают, что царь мрачней тучи, жрут в три горла! От меда хмельного голоса подавать начали. Ну, были бы мальчишки, какой с них спрос. Так нет! Вон Нарышкин, седина в бороде, а никакой важности! А племянничек-то, Данилка Патриков, больше всех усердствует в еде, ишь какую морду нажрал… Вон опять запустил пятерню в туесок за капустой!.. Ведь он давно в приближенных царя ходит, а разума так и не набрался. Иное дело Афанасий, сын его. Сидит скромно, лишь изредка на государя глаза вскидывает и тоже хлеб квасом запивает…

Не суждено боярину Прокофию узнать истинные причины переживаний Ивана, да и окружению царя то невдомек. А поводов много…

В то время, в июне 1552 года, иначе, в лето семь тысяч шестидесятое от сотворения мира, начался третий поход на Казань. Русское воинство собиралось под Коломной. Завтра, в середине первой недели – седмицы Петрова поста, сам Иван собрался выехать к главным силам. Накануне он посетил Троице-Сергиев монастырь и получил великое успокоение: преподобный Сергий Радонежский со стенной росписи благословил его на победный ратный поход против царства Казанского, как сто семьдесят два года назад живой святитель благословил прародителя его, великого князя Дмитрия на поход против Мамая. И возрадовался тогда царь, это все видели. Но в душе остались сомнения… Им, Иваном, уже предпринималось два похода на Казань и оба неудачные. Никто не ведает, какую муку сердечную ему пришлось тогда вынести! А вдруг и в третий раз тако ж? Хотя, конечно, сейчас все подготовлено не в пример лучше: и воинов больше, и огненного припаса, и воеводы дружнее и сговорчивее. Опять же, вокруг него ныне ревнители дела государева – Алексей Адашев – разумный советник, Сильвестр – духовный пастырь благостный и многие другие. Митрополит Макарий и ближайшие советники предрекали успех новому походу.

В то же время Иван знал: затаились недруги-бояре, противники похода, их нужно остерегаться. Но он убеждал себя, что наибольшая угроза исходит от нечистой силы, которой поклоняются казанские татары. Кто знает, как от нечисти избавиться, оградить себя?! Она кругом, куда ни глянь. Вот пока ехали от Троицкого пять раз дорогу перебегали зайцы, и не по одному – косяками; сам леший гонял их, наверное! Правда, каждый раз наперед выскакивали на своих конях рында Спиридон и десятник стрелецкий Юрша, первыми пересекали следы зайцев, брали на себя дурные последствия наваждения.

И все ж не удалось миновать недоброе. У въезда в село Тонинское неизвестно откуда взялась и перед царским конем пересекла дорогу сгорбленная старуха. Мало того, остановилась, клюкой погрозила, да шептала что-то при этом, может, проклятия иль заклинания!

Иван проскакал было мимо, потом хватился и послал Спиридона разузнать, что это за ведьма. А того по сю пору нет и нет, сгинул проклятый, и сумеречно на душе у царя.