Страж её сердца - стр. 9
– Кто там? – раздался едва слышный голос.
Улыбка так и застыла на губах. Все же правда…
– Это ты, Тиберик? – громко спросил Мариус.
– Я, – донеслось из-за двери. – А вы кто?
– Откроешь мне?
– Нет. – Голосок был тоненький, ломкий. – Алечка меня вечером заперла и ушла. И до сих пор не вернулась.
И вряд ли уже вернется.
Никто не будет с ней возиться, отрубив руки. Тут либо родня должна лекаря привести, либо сам вор найти в себе силы перевязать раны. Двуликая же, скорее всего, быстро умрет от боли и кровопотери.
– Кто это – Алечка? – все же спросил Мариус.
– Сестричка.
– Открой, – вздохнул устало, – она вряд ли вернется.
– Я же сказал, не могу. Дверь заперта, – и всхлипнул.
– Тогда отойди подальше. – Этот детский всхлип отчего-то резанул по нервам.
Мариус выждал секунду, а потом высадил хлипкую дверь ударом ноги. И застыл на пороге.
Нет, он, конечно, многое повидал за тридцать лет своей жизни. Но, пожалуй, впервые столкнулся с такой чистой и опрятной нищетой.
Комнатка была крошечной. Мебель отсутствовала. В углу лежал соломенный тюфяк, аккуратно застеленный старым одеялом. В другом углу стопочкой стояли несколько тарелок и одна большая кружка. А на узком подоконнике, крагхов хвост, красовалась маленькая вазочка с белой розой.
И посреди этого нищенского великолепия стоял мальчик лет пяти, одетый тепло и аккуратно, в потрепанных, но целых башмачках, в чистой рубашке и курточке. Одежда мальчика выглядела куда лучше, чем лохмотья той двуликой.
Но самое главное было то, что малыша не коснулось проклятие двуликости. Девка не соврала.
Тиберик поднял на Мариуса голубые, огромные, как плошки, глаза и спросил:
– Дядя, а вы кто? Алечкин друг?
Мариуса передернуло. Глядя в чистые детские глаза, он не смог соврать – а видел самого себя, маленького, беззащитного, как сидел, съежившись, под столом и смотрел, как одна за другой на пол плюхаются тяжелые темно-вишневые капли.
– Н-нет, не друг… А где твои мама и папа?
Малыш пожал плечами:
– У Небесного Пастыря.
– А почему они ушли?
– Я не знаю. Не видел.
– Так вы здесь вдвоем жили?
– Да-а… – Малыш задумчиво посмотрел на выбитую дверь, затем снова на Мариуса. – Алечка вернется – рассердится. Хозяйка будет ругаться. Вредная. А Алечка говорит, что у нас слишком мало денег.
– Идем со мной! – Слова вылетели быстрее, чем приор Роутона успел их как следует обдумать.
А перед глазами одна за другой падают на пол крупные густые капли. Падают и разбиваются с противным шлепающим звуком. И где-то там мама и папа, и почему-то жуткая тишина вокруг. Тяжелая скатерть шевелится, приподнимается, на Мариуса смотрит черноглазый и черноволосый мужчина. Пойдем со мной, малыш.