Страсть - стр. 30
Кривошеев безотрывно смотрел на арестованного, будто гипнотизировал его и ждал результата в виде откровенного признания. Ждал, когда тот вскочит со стула, упадёт на колени и начнет умолять о помиловании. А он, вершитель судьбы этого несчастного человека, будет ходить подле него, упиваясь властью над ним. Как это было совсем недавно в Соловецком лагере.
Но такого не происходило. Стешко по-прежнему сидел и молчал, словно набрал в рот воды. Потом, будто встрепенувшись от каких-то потаённых дум, неожиданно заговорил:
– А ведь ты мстишь мне, Афанасий Дормидонтович! Мстишь за те слова, которыми я тебя наградил перед высылкой из Украины. Радуешься, что судьба вновь свела нас с тобой, и торжествуешь в преддверии этой мести. Удачная возможность поквитаться…
Голос Марка, вспыхнув вначале, потух на последних словах. Эти слова были произнесены таким тоном, будто Марк сожалел о чём-то.
– Всё, что изложено в доносе, – выеденного яйца не стоит, и ты это знаешь, – продолжил он после небольшой паузы. – За такую провинность можно только пожурить, наказать рублём. Но ты решил воспользоваться безграничными правами сотрудника НКВД. Тебе достаточно гнусного доноса, чтобы упрятать меня за решётку. Ты эту возможность не упустишь, раздуешь потухший огонь, чтобы я в нём сгорел заживо.
– Смелый ты, однако, Марк Стешко. Вольно и красиво излагаешь, – Кривошеев встал, заходил по кабинету.
На несколько минут воцарилась тишина, изредка нарушаемая странным шарканьем сапожных подошв конвойного за дверью. Тот, видимо от безделья, тёр для чего-то носком сапога половицы.
– Напуганные арестанты обычно скулят, просят о помиловании, оговаривают один другого, некоторые даже валяются в ногах ради скорейшего освобождения, – заговорил вновь Кривошеев и вернулся за стол. – А в тебе, как я и предполагал, контрреволюционный дух не выветрился до сих пор. Вот и решил я пригласить тебя на задушевную беседу. Убедиться, так сказать, не ошибаюсь ли в своих предположениях? Вдруг покраснела душа белой контры, так сказать, созрела на уральских просторах за шесть лет? Вдруг у тебя изменились взгляды на жизнь?
– Душа человека не имеет цвета, – тихо и грустно проговорил арестованный. – Она либо принимает Бога, либо переходит на сторону дьявола. Другого ей не дано.
– Твоя душа, надо полагать, находится у Бога за пазухой, а моя, очевидно, управляется волей дьявола. Так что ли?
– Зачем спрашиваешь, если ты сам ответил на свой вопрос?
– Ну что, Марк Сидорович, твои рассуждения мне понятны. Только вот я мыслю совсем иначе. Душа – это что закваска для вина, крепость и качество которого напрямую зависит от исходного продукта. Заложили дитю в раннем возрасте неверное представление о жизни – и всё, пропал человек для общества, перевоспитать его уже невозможно. Как невозможно из дрянной бормотухи получить отменное вино, – Кривошеев самодовольно улыбнулся, удивившись возникшим у него неожиданным способностям выражаться аллегориями.