Странствие по таборам и монастырям - стр. 2

В силу этих обстоятельств друзья не слишком любили его, хотя его отзывчивость, его готовность помочь, его обширные знания и умеренное остроумие не вызывали сомнений. Да, нам не совсем повезло, что мы видим этого драчуна в самом начале нашего непростого пути, но зато в его компании мы встречаем трех прекрасных дев, причем прекрасны не только их лица и тела, но еще прекрасны их души, излучающие ароматы более тонкие и волнующие, чем духи, которым эти девушки отдавали предпочтение. К тому же эти три молодые женщины принадлежали к разным народам. Три страны, подарившие им жизнь и родной язык, словно бы приложили особое усилие, чтобы выпестовать существ, воплощающих в себе именно тот тип красоты, который мог послужить манифестацией их национальных идей.

Таким образом, они напоминали флаги своих стран, гордо развевающиеся на фоне синего неба. Но сейчас, выслушивая тираду Мельхиора о выражении «подвести под монастырь», эти три молодые женщины выглядели несколько смущенно и озабоченно.

Дело в том, что все они познакомились с Мельхиором утром этого самого дня и еще ничего не знали о его характере. Утром, разговорившись с ним в холле отеля, они подумали, что это вполне приличный и даже элегантный молодой человек, видимо, интеллектуал и кладезь знаний, влюбленный в историю городов. Мельхиор сообщил им такие неожиданные сведения о громоздившемся напротив их отеля соборе, что тот даже показался им пикантным, и они охотно приняли приглашение нового знакомого отужинать вместе в итальянском ресторанчике на набережной. Девушки явились на встречу, обойдясь без кокетливых опозданий. Точно вовремя явился и Мельхиор. Таким образом, они узрели его у входа в ресторан, но не успели они радостно приветствовать друг друга, как случилась одна из тех быстрых и редких драк, к которым Мельхиор привык, как люди привыкают к своему отражению в зеркале, но девушки к подобному оказались не готовы, и краткий эпизод, молниеносно превративший одежду Мельхиора в колыхающуюся рвань, поверг их в состояние шока. Тем более что на этот раз Мельхиор подрался не с мужчиной.

В ту минуту, когда Мельхиор галантно распахнул перед барышнями дверь недорогого ресторана, какая-то старуха внезапно нарисовалась за его плечами. Ее всю трясло, лицо ее перекосилось, словно ей в ухо капнули уксуса. Указывая на одну из девушек трясущимся белым пальцем, на кончике которого красовался медный наперсток, старуха крикнула резким, визгливым голосом:

– Пиздосранка! Пиздосранка рваная!

Показалось, что этот крик еще не успел дозвучать, а Мельхиор (прежде чем он сам что-либо сообразил) уже нанес в плоский старухин живот столь страшный удар, что старуху отбросило и шмякнуло о колючую бетонную стену. Тут бы ей и конец, но она, презирая собственную ветхость, сразу же разогнулась и с гибкостью и свирепостью камышовой кошки бросилась на Мельхиора, вцепившись ему в лицо. Они упали и покатились по земле, но испуганные девы не увидели конца этой схватки: они юркнули в приоткрытую дверь ресторана и поспешно углубились в его незатейливые пространства: демократическая публика, мирно поглощающая спагетти, унылые запахи кухни – все это теперь показалось им уютным, привычным, защищающим, словно итальянский ресторан – это семейные шлепанцы всего человечества. Все это словно бы стало во весь рост, чтобы заслонить их от хаотического ужаса спонтанных потасовок, от ужаса старух в светло-серых приталенных пальто с траченными молью меховыми воротниками, от ужаса непредсказуемых представителей слишком уж сильного пола, чьи боевые реакции опережают любое движение разума. Между тем в ресторане никто не вскакивал со своих мест: происшествие у входа осталось незамеченным. Сразу же появился и Мельхиор, весь изорванный, с расцарапанным до крови лицом, но совершенно спокойный и даже, кажется, довольный. Он вальяжно уселся вместе с девушками за столик, щелкнул пальцами, подзывая официантку, и быстро заказал еду и красное вино. Оставив эпизод со старухой без комментариев, он пригубил из возникшего перед ним бокала и заговорил о «подведении под монастырь», сопровождая свою речь кроткой, умиротворенной и вежливой улыбкой, которую можно было бы счесть даже заискивающей, если бы не присутствующая в ней оцепенелость. Говорил он по-французски, и, конечно же, двум из его собеседниц оказалось совершенно неведомо русское выражение про монастырь, однако третья девушка была русская, и именно на нее указывала старуха своим медным перстом, и она до сих пор оставалась бледна и ошарашена инцидентом. А между тем ее действительно небесная красота и абсолютная ясность ее охваченных страхом детских глаз – все это вопиюще контрастировало с грязным воплем безумной старухи. Да, эту девушку атаковали, но жестокость, с какой ее стали защищать, испугала ее больше, чем само нападение. Ее подруги отходили от шока быстрее с помощью красного вина. Эти три девушки давно бы уже нервно закурили свои тонкие сигареты, но суровые правила Евросоюза запрещают курить в кафе, а выйти они не решались, опасаясь увидеть там старуху или, того хуже, труп старухи.