Странно и наоборот. Русская таинственная проза первой половины XIX века - стр. 16
– Ну, – сказал он глухим голосом, – что́ же никто не встает встречать меня? Что́ значит это молчание? Не видите вы разве, что я ранен?
Действительно, левый бок у старика был весь в крови.
– Поддержи же отца, – сказал я Георгию, – а ты, Зденка, дай ему чего-нибудь подкрепиться, иначе он сейчас лишится сил!
– Отец, – сказал Георгий, подходя к Горше, – покажи мне свою рану, я в них толк знаю и перевяжу тебе ее…
Он только что собрался скинуть с него верхнюю одежду, как старик грубо оттолкнул его и схватился за бок обеими руками.
– Оставь, неуклюжий, – сказал он, – ты мне только больнее сделал.
– Стало быть, ты в сердце ранен! – воскликнул весь бледный Георгий. – Снимай, снимай платье, нужно это, слышишь, нужно!
Старик встал и выпрямился во весь рост.
– Берегись, – сказал он глухо, – только тронь меня, я тебя прокляну!
Петр стал между Георгием и отцом.
– Оставь его, ты видишь, он страдает.
– Не перечь ему, – сказала жена, – ты знаешь, он этого никогда не терпел.
В эту минуту мы увидали возвращавшееся домой стадо, шедшее по направлению к дому в целом облаке пыли. Не узнала ли собака, сопровождавшая стадо, своего старого хозяина, или что́ другое повлияло на нее, но лишь только заметила она Горшу, она остановилась, ощетинилась и зарычала вся дрожа, точно видела что-либо необыкновенное.
– Что́ с этим псом? – сказал старик, все более и более хмурясь. – Что́ все это значит? Что́ я, чужим стал в своей семье? Десять дней в горах разве так меня изменили, что собственные мои собаки не узнают меня?
– Слышишь? – сказал Георгий жене.
– Что́, Георгий?
– Он сам сказал, что десять дней миновали.
– Да нет же, ведь он пришел в назначенный срок.
– Ладно, ладно; знаю я, что́ нужно делать!
– А проклятый пес все еще воет… Застрелить его! – воскликнул Горша. – Слышите?
Георгий не пошевелился, а Петр, со слезами на глазах, встал, поднял отцовскую винтовку и выстрелил в собаку, которая покатилась в пыли.
– Это любимица моя была, – сказал он шепотом, – не знаю, зачем потребовалось отцу, чтоб ее убили.
– Затем, что она этого стоила, – отвечал Горша. – Но свежо стало; я хочу под крышу.
Пока все это происходило, Зденка приготовила старику напиток, состоявший из водки, вскипяченной с грушами, медом и изюмом, но старик с отвращением оттолкнул его от себя. То же самое отвращение обнаружил он и к бараньему боку с рисом, который поставил перед ним Георгий, и ушел сидеть в угол, бормоча какие-то непонятные слова.
Сосновые дрова пылали под очагом и освещали своим дрожащим блеском лицо старика, которое было так бледно и изнурено, что, не будь этого освещения, – могло бы показаться лицом мертвеца. Зденка подошла и села рядом с ним.