Страха нет, Туч! (сборник) - стр. 8

– Дай лампочку, – старик царапнул взглядом портфель Сидорова.

«Откуда знает?» – удивился Сидоров, но достал из портфеля стеклянную грушу. Старик вынул её из четырёхстенной картонки, деловито осмотрел.

– Сотняк.

– Не понял, – не понял Сидоров.

– Сотняк, говорю. Гонорар.

Месячная зарплата Сидорова составляла шесть «сотняков». Он собрался повернуться и уйти, но что-то в старике остановило его. Что-то властное и куражное было в трясинах глаз. То и дело выныривали из трясин цепкие иголки-взблески.

– Согласен, – совершенно неожиданно для себя сказал он, – После фокуса.

Старик небрежно усмехнулся, распахнул рот, засунул туда лампочку. Раздался глухой хлопок и хруст пережёвываемого стекла. Старик старательно разгрыз осколки, проглотил, вернул Сидорову цоколь и вновь открыл рот, демонстрируя его пустоту и невредимость.

– Зачем вы?.. огорчился Сидоров, – Неужели больше нет выхода?

– Деньги, деньги, денежки, деньжата, деньжатки, деньжаточки… ненаглядные, проклятущие. Окхо-го!.. кривлянно, бравируя пошлецкой, заподмигивал, задёргал бровями старик, – Мно-ого денег. У-о-оч-чень премно-о…

– На что?

– Люблю. Та-ак! Так просто. А ты? Кхе-ге-хгке!..

Посмех-поскрип: древние, разболтанные, едомые червём половицы на сгнивших лагахтяжкие каблуки по ним.

Старик не был пьян. Старик был нормален. Старик обезъянничал для него. Злил его. Зачем?

– Зачем?

– Нет выхода? Выход? Есть! Выход есть, выход есть, есть выход… е-есть, выход есть. Это же выхо… А-апчх!.. – с изжёванных губ слетала слюна. В глазах прыгало притворное колючее веселье. Старик был нормален.

– Кому? Куда? Зачем? Выход? – терпеливо успокаивал его Сидоров, удивляясь себе, отчего он стоит, не уходит.

– Не мне же! Пацан! Гхе-ги-гекх!.. – возмущённый вскрип-взвизг: распахнулась дверь с век не смазываемыми петлями.

– Извините, – сказал Сидоров тоном профсоюзного активиста, – Если вы имеете сообщить что-нибудь дельное – будьте любезны. В противном случае… Вся эта клоунада мне уже как-то на…

– Он! – вдруг лязгнул чугуном старик и скорбно прикрыл глаза, – Это он. Ну наконец… Не бойся. Ты это. Всему время, всему. Понимай!

Сидоров попытался разозлиться на старика. Не смог. Получилось – стать озабоченным.

– Спасибо за содержательную беседу. Тороплюсь, извините. Позвольте откланяться.

Он вложил в костлявую вздрогнувшую руку две сотни – половину своих наличных финансов, немалым усилием воли оттащил себя от несуразного музыканта, втолкнул в людское уличное теченье. Но успел почувствовать лопатками уколы усмешечек, всплывших из голубых глазничных болот: «Э! Куда ж ты торопишься, Сидоров? Куда торопишься?.. Неужели ты куда-нибудь ещё не опоздал?»