Страх - стр. 14
Колонна спускалась с гор. Молча, устало, без стрельбы, без криков. Они просто шли. Со стороны можно было бы подумать, что это шла большая группа туристов.
Лейтенант, расставив по позициям бойцов и удостоверившись, что все на местах, решил, что пора доложить о случившемся комбату. Он взглянул в сторону гор. До противника оставалось уже менее километра.
«Не успею. Сначала откроем огонь, а потом доложу, что вступил в бой», – решил он.
Время шло.
Но он все еще никак не решался дать команду на открытие огня, не мог решиться начать этот бой. Что-то удерживало его от этого. Противник приближался. Наконец, лейтенант, глубоко вдохнув, как перед прыжком в холодную воду, чужим диким голосом заорал: «Огонь!» и, спрыгнув в ближайший к нему окоп, сам первым выпустил из автомата в сторону «духов» первую, еще несмелую очередь.
«Черт, как же так, прямо перед самой заменой. До дембеля – всего ничего!» – мелькало в головах у бойцов. Не готовы были они к такому повороту событий, совсем не готовы.
«Ведь уже домой почти собрались. Домой! К мамам, папам, подругам, друзьям. Туда, где эта Армия, эта служба, эти горы забылись бы через несколько месяцев, а то и недель», – в груди уныло засосало от этих мыслей.
Но все это сейчас вдруг стало для них нереально далеким. И теперь им уже не хотелось никаких подвигов, никакой славы, ни медалей, ни значков. Ни черта не хотелось! Как же не хотелось им этой войны. Хотелось домой. Так привыкли они к спокойной, размеренной жизни на этом ОП.
«Да какого же хрена! Так было спокойно и вдруг – на тебе!»
Сначала один автомат как бы нехотя, огрызнулся в сторону боевиков, затем другой, третий и уже весь взвод стал длинными очередями поливать огнем двигавшуюся в их сторону колонну противника. Но стреляли как-то нестройно, как будто не по-настоящему. Почти не целясь, не видя, куда стреляют. Многие попросту не понимали, что нужно делать.
А как тут что-нибудь видеть и понимать, когда это первый в их жизни бой? Даже у лейтенанта. Некоторые попросту смотреть в сторону противника боялись – ведь стреляли они по живым людям. По живым. Это не на полигоне по мишенькам бумажным.
Страшно в человека стрелять. Ох, и страшно же. Ведь это – человек. Для того чтобы стрелять в него, его нужно чувствовать врагом. Не противником, не неприятелем, а именно врагом. Врагом, который угрожает тебе, твоей жизни, твоим близким, который идет убить тебя, убить их. Чувствовать это до такой степени, чтобы дико возненавидеть его всем своим существом, чтобы желать ему смерти, жаждать убить его.
Чувствовали ли они ненависть к этой толпе, пусть даже вооруженных, но незнакомых им людей? Понимали ли они необходимость вступить с ними в бой?