Сто тысяч раз прощай - стр. 63

Ближе к ночи, уже в постели, мы просмотрели весь список. В нем оказалось тридцать восемь человек.

– Но здесь только гости с моей стороны, – заметила Нив.

– Мне они тоже не чужие.

– А кого-нибудь из одноклассников не хочешь пригласить?

– Нет, по мне – и так хорошо.

– А бывших подруг?

– Зачем? Как тебе вообще такое в голову пришло?

– Хочу посмотреть на эту-как-ее.

– На кого?

– Сам знаешь…

– Нет, не знаю.

– На шекспировскую девушку.

– Ее звали Фран Фишер.

– До сих пор не могу поверить, что ты по-настоящему играл в спектакле.

– «Я нашу дворню с челядью врага…»

– Ох, избавь.

– «…уже застал в разгаре рукопашной…»

– Прекрати, пожалуйста, слышать этого не могу.

– «Едва я стал их разнимать, как вдруг неистовый Тибальт вбежал…»

– Надеюсь, ты так не пыжился.

– Примерно так. Но после этого на сцену больше не выходил.

– Какая потеря для театра.

– И не говори. Вот в чем истинная трагедия.

– А ваше с ней знакомство произошло, как в пьесе? Это была любовь с первого взгляда?

– Ну нет. В лучшем случае это была симпатия с первого взгляда.

– Симпатия с первого взгляда. Это тоже из Шекспира?

– Я что хочу сказать: любовь – очень громкое слово. Мы были совсем другими. В том возрасте. Это… нечто иное.

– Давай, пригласи ее!

– Я не собираюсь приглашать Фран Фишер на нашу с тобой свадьбу.

– Почему? Если она была такая классная.

– Я даже не знаю, где ее искать! – На тот момент это была чистая правда. – Мы с ней не общались… двадцать лет!

– Но мне охота на нее посмотреть!

– А ты не боишься, что в разгар церемонии я переметнусь к ней?

– Потому-то я и хочу, чтобы она присутствовала. Пусть будет как в фильме «Четыре свадьбы и одни похороны» – с тем же настроением, с той же аурой, с изюминкой.

– Она, скорее всего, замужем. Наверняка и дети есть.

– И что? Пробей по интернету, какие трудности?

– Говорю же: мне и так хорошо. Я о ней даже не вспоминаю.

И действительно, я о ней не вспоминал – ну разве что от случая к случаю.

На протяжении минувших лет я наблюдал, как современные технологии раздувают культ ностальгии, а попутно – как сама идея «прошлого» подвергается сумасшедшей инфляции: у друзей затуманиваются глаза от воспоминаний о событиях недавнего Рождества. Свое собственное прошлое я старался не ворошить – не потому, что считал его травматичным или не столь счастливым, как у большинства, а потому, что уже не испытывал такой потребности. На других, менее счастливых этапах моей жизни я создавал себе религию из прошлого и уходил в нее, как в запой, – неудивительно, что одно сопутствует другому; я до сих под втягиваю голову в плечи, когда вспоминаю, как, пьяный в хлам, стал звонить матери Фран в ночь миллениума. Скажите, как она поживает? Не дадите ли ее телефончик? «Вот что я тебе скажу, Чарли, – прозвучал в трубке спокойный и доброжелательный голос. – Перезвони мне завтра утром, если не раздумаешь, и я охотно дам тебе все ответы».