Сто лет СССР: современная историография - стр. 5
Среди большевиков интерпретация войны как апогея картелизации была впервые предложена Н. И. Бухариным, он в книге «Империализм и мировая экономика» (1915) утверждал, что начало мировой войны привело к появлению нескольких «национальных марксизмов» и борьбе между различными регионами. Он «пошел дальше Гильфердинга, утверждая, что преобразование национальной экономики в один гигантский трест – процесс, начавшийся в Германии в 1870-х годах, – представляет собой важную предпосылку социализма» (с. 8). Первая мировая война рассматривалась как конфликт между государственно-капиталистическими картелями, контролируемыми правящими классами, которые стремились насильственно продвигать свои интересы на мировом рынке.
Для Ленина, Бухарина и Ларина картелизация военного времени («государственный капитализм») представлялась лишь промежуточным шагом в неизбежном развитии общества к социализму. Ларин до 1917 г. также часто ссылался на работы Гильфердинга, анализируя военную экономику Германии. Он отмечал, что банки, участвуя в финансировании войны, были вынуждены сокращать конкуренцию, что в свою очередь приводило к созданию отраслевых монополий. Таким образом, война должна была укротить «хаотические» процессы рынка путем картелизации, породив более рациональный экономический порядок. В 1915 г. Ларин писал на страницах «Вестника Европы», что «сегодня Германия представляет собой самую интересную социальную лабораторию человечества» (цит. по: с. 10). В октябре 1917 г., когда он стал одним из главных советников Ленина по экономическим вопросам, именно это ви́дение военной экономики послужило основой для первых шагов к экономическому планированию и тотальной национализации.
На Ленина, «по-видимому, произвела особое впечатление военная экономика Германии, которая служила свидетельством мощи централизованного планирования и расширенного влияния государства. Однако, учитывая, что Ленин сделал очень мало зафиксированных замечаний о военной экономике Германии, ее влияние на него не следует преувеличивать» (с. 10). Большевистское экономическое планирование было не просто попыткой подражать немецкой модели. Скорее, утверждают авторы, здесь есть «избирательное сходство с другой высокоцентрализованной и принудительной моделью экономического управления». Можно выделить лишь набор «этатистских и нелиберальных убеждений, разделяемых немецкими военными планировщиками и экономистами в большевистской России» (с. 3). Влияние немецкой политики военного времени на конкретную политику большевиков трудно проследить, особенно с учетом того, что немецкая военная экономика «не разделяла сильного акцента большевиков на национализацию и конфискацию» (с. 10).