Сто лет на ёлке. Рассказы - стр. 2
– Ну и что с того? Не буду ничего менять, как батя порешил, так и останется. Ишь, умник какой, кусок земли догадался у меня отнять! Руки сожжёшь!
Поодаль с вилами стояла жена Михаила Анна, молча слушала перепалку мужчин. Поджала бесцветные губы, брови подняла скорбными домиками. Зубов не было больше половины – муж выбил, обучая нехитрой этике супружеской жизни, оттого губы выпячивались и морщились, как у старухи.
– Дак батя-то ногами мерил, а глазами-то не смотрел, я ж тебе сразу об энтом толковал, когда избу ставили, – продолжал Василий. – И в прошлом годе опять толковал. Тебе смотри, какой участок батя выделил, на нём всё растёт, а у меня каменья одни. Тебя-то он больше любил, Мишка, потому что ты в него пошёл, вот и землицей не обидел.
Последнее Василий высказал с застарелой детской обидой. Сам он удался в мать – волосы мышиного цвета, да кожа, красневшая на солнце и линявшая потом лоскутами. Отец звал Мишку по-своему, по-молдавски – Михай, а Василия на молдавский манер – Василику – никогда.
– Бери свои каменья и вытаскивай с огорода, а мой участок не трогай! – проревел в ответ Михаил.
– Да сколько ж можно таскать их, окаянных?! Они лезут и лезут с-под земли, чтоб им пусто было! Мишка, заберу я у тебя этот кусок! – решительно заявил Василий и двинулся вперёд. – У тебя детей двое всего, дочь и то замуж уйдёт, хватит вам, а у меня семеро, да умерло сколько, оттого, что кормить нечем. Совести у тебя нет, Мишка!
– Чего? – взъярился Михаил, подошёл к испуганной жене, забрал вилы и бросил их в сторону брата. Вилы воткнулись у самой ноги Василия, и тот остановился, как вкопанный. Михаил продолжал грохотать:
– Вот пойду в милицию и скажу, как ты в прошлом году с коммуняками якшался, мигом в тюрягу загремишь! Вспомнишь, как с лозунгами ходил тут, и вот по энтому огороду ходил, выкрикивал, пока начальник милиции в Александровске не заявил, что советской власти у нас нет! Года не прошло, что, забыл? Я-то помню!
Василий опасливо оглянулся, взялся за черенок чёрными руками, и, раскачивая вилы, завыл:
– Что ж ты делаешь, Мишка? Что ж ты делаешь? Я же твой брат родной!
– Какой ты мне родной, подлюга! Ты ж у меня землю отобрать задумал, шельма ты записная! Ты у меня попляшешь ещё, родственничек нашёлся! Завтра же в милицию схожу!
Василий оставил вилы, повернулся, сгорбился и побрёл с огорода.
– Вот так-то лучше, – прогудел ему в спину младший. – Брат! Одно название, что брат. Только отвернись – последнее утащит.
Не в силах успокоиться, он вернулся к лопате и продолжил вскапывать огород. Жена быстренько пробежала на земельную половину деверя, выдернула вилы, и, как прежде, стала цеплять ими вскопанную землю, ворошить и вытаскивать корни, и откуда только они берутся в таком множестве в тяжёлой, скупой на урожай земле?