Стерегущие золото грифы - стр. 12
***
Темир нагнал племя на исходе второго дня пути. Вечер был душным. В воздухе стоял тяжёлый запах густо цветущих трав. Меж деревьев уже подрагивали огни первых костров там, где, насколько помнил Темир, заканчивался лес и начиналась россыпь небольших рыбных озёр. Слышались людской смех и фырканье утомившихся за день лошадей. Темир ударил коня пятками, предвкушая отдых и ужин.
В животе громко заурчало, но от чувства голода Темира отвлекло воспоминание о молодом кайчи укокского племени, которого он мечтал послушать. Часто вечерами, чтобы отогнать ночных духов, сказитель настраивал свой топшур14 и затягивал долгую песнь до утра. И герои были величиной с гору, и кровожадны были враги. Скакуны быстры, как молния, а алмысы15 хитры, как куницы. Гармонию и согласие во весь мир и в душу Темира приносило пение укокского кайчи. Темир всегда диву давался, как эти невероятные люди запоминают такие долгие песни. Он решился спросить о том однажды, и кайчи, рассмеявшись, ответил, что с детства слушал их без конца от наставника, потому и запомнил. А забывает слово – духи подсказывают. И действительно, пока лился кай, Темир не раз видел, что душа певца блуждает где-то, что своими глазами видит он сейчас воспеваемые им битвы, а пальцы продолжают перебирать струны. Должно быть, теперь кайчи стал совсем взрослым мужчиной.
Внезапно сквозь льющуюся в мыслях музыку Темир услышал хорошо знакомый тихий свист и почувствовал лёгкое дуновение на левой щеке. Стрела пролетела в ладони от его лица, вонзилась костяным когтем в растущее впереди дерево и подрагивала, исполняя совсем другую песню, нежели сказитель из его детских воспоминаний.
– Следующая – в спину! – послышался сзади резкий голос. – Стой!
Темир и без того уже остановился и терпеливо ждал, пока стрелявший приблизится. Это оказался молодой темноволосый дозорный на вороном коне. Конь двигался бесшумно, только бряцала застёжка раскрытого гори́та16, висящего у седла. Воин не держался за поводья – в одной его руке был крепкий боевой лук, а другая натягивала тетиву с вложенной стрелой. Темир с удивлением отметил, что на обнажённом торсе нет ни одного рисунка. Неужели этот человек никогда не просил защиты у духов? Не обладал никаким талантом, не совершил ни одного деяния, которое стоило запечатлеть на коже? В таком случае, его будто бы и не существовало вовсе. Или это… вражеский воин? Почему Темир не подумал сразу, что он не из пазырыкцев?
– Чего разглядываешь, как девицу на смотринах? – насмешливо бросил Воин, опуская лук. – Вижу теперь, что ты не чужак. От каана посланник? Едем, провожу тебя к Зайсану.