Старовский раскоп - стр. 44
Мама скривила губы в злой усмешке, темные волосы откинула на плечи. Натянут рассмеялась.
– Если тебе интересно, это вообще не твой сын! Это от Женьки, шофера, помнишь такого? Охота тебе ублюдка воспитывать?! Я ухожу. Андрея забираю, а квартиру можешь себе хоть в задницу засунуть, мне плевать!
Сердце глухо стукнуло и упало куда-то вниз. Тяжесть неимоверная. Лицо у папы стало каменное.
– Повтори, что ты сказала, Катя.
– Андрей не от тебя, а от Женьки. Стала бы я рожать ребенка от такого урода, как ты? Так что он только мой, ты на него никаких прав не имеешь. А квартиру в задницу себе запихни, папик, – прошипела мать.
Дальше что-то снова шумело, кричали и хлопали оконными рамами, только Андрей не слушал. Он убежал к себе в комнату, рухнул на кровать, спрятался в ворох подушек и так замер. Ни пошевелиться, ни даже всхлипнуть сил не было. Лежал так долго без единой мысли. Потом пришла двоюродная сестренка Анька, принесла книжку. Ничего не спросила, тихо прикрыла за собой дверь. Еще позже зашел отец и ровно сообщил, что мама больше здесь жить не будет, что она уехала, но всё будет хорошо. И что то, что мама сказала – это неправда. И сидел рядом. А Андрей так и лежал, уткнувшись в подушку и вдыхая ее душный запах. День выдался жаркий....
А потом отец вдруг как зарычит да как долбанет – крепким кулаком по деревянному столу! Бум! Бууууууум!
Андрей аж подскочил на койке, та противно спружинила. Сообразил – сон. На остальное соображения уже не доставало.
– А?! Черт! Apage, bestia!
***
…Вонючий мышиный помет по углам. Огонек. Шуршание в подполе, но не мышь. Тянет снизу гнилью. Холодно. Грязные лапы, пыльные. Голодная. Веревка жжется и колется. Человек. Всё из-за человека. За стеной шумят деревья. Кричит филин. Охота зовет.
Серые тени бегут по полу как мыши. Серые-серые и еще серые-желтые. И трещит огонек. Снаружи идет снег. Опять. Он холодный и липнет к лапам. Человек Еж лапы связал. Веревка колется. Разгрызть. Человек смотрит и что-то говорит, чего я не понимаю. Ненавижу. Рычу. Он вкусный. Но далеко. И опасный. Боюсь. Снова рычу.
Веревка на вкус горячая. На запах – мертвая уже давно. Болят губы. Человек злится, хоть и не рычит, но скалится и пинает под ребра. Показываю ему, что подчиняюсь, что он главный. Он еще отвернется. Самец…
Дверь. Её открыть, пока лапы удобные, а потом уже в нормальном виде убежать. И больше сюда не возвращаться.
Снова рычу. Еж сидит и на меня таращится. Он по-прежнему пахнет больным и прелым теплом, и он устал. Нужно только терпеливо ждать, тогда самец уйдет спать. Снаружи уже почти светло, время ночной охоты на исходе. Смотрю на него, жду. Потом притворяюсь, что хочу спать. При враге опасно, но закрываю глаза. "Сплю".