Старовский раскоп - стр. 17
Теперь же жизнь, высвобожденная и сочная, плескала через край. И вся, от колючих и вкусных снежинок до хруста под лапами, принадлежала ей. И делать с ней теперь можно было что в голову взбредет. Можно всё! И сразу.
Сказала себе, что не хочет ничего помнить – и прошлое перестало существовать. Лопнуло, как мыльный пузырь, взвилось легким снежком и осело в ближайший сугроб. А весной и вовсе стает. Навсегда. Так легко. Над головой оскорбительно проухал филин, зашипела на старого для острастки. Тот только расхохотался: он высоко, его не достать. Тут же выкинула глупую птицу из головы. Еще поохотилась на тетеревов и опять не поймала ни одного. Новенькое тело, детски неловкое, промахивалось раз за разом. К этому времени снова проголодалась и решила в следующий раз уже не баловаться, а хватать, что первое попадется. Приникла носом к насту…
А попадались всё застарелые, почти выцветшие узоры запахов: то куропатка, то заяц, то сохатый… Ни одного свежего. Но до рассвета было еще далеко, в воздухе ощутимо теплело, шуршали могучие сосны. А потом нашлось непонятное. Вдруг из ниоткуда, словно бы из воздуха выпрыгнул, появились следы человека. Причем человек пах неприятно – грязью немытого тела, засохшей кровью и усталостью. Фыркнула, хотела бежать дальше, но любопытство пересилило. Принюхалась. Человек был болен, напуган и появился здесь примерно три часа назад. В таком состоянии он легкая добыча. Людей есть нельзя вроде, только забыла, почему. Просто нельзя. И всё-таки пошла по следу. Судя по всему, человек шёл медленно, местами встречались глубокие пролежины – укладывался отдыхать. Через какое-то время след окреп, уже не приходилось напрягаться, выискивая его среди других ярких ниточек и мазков. След человека сделался магистралью, по которой побежала теперь уже быстро и уверенно. Чувствовала – расстояние сокращается. Азарт преследования разгорелся заревом. Побежала уверенно. В брюхе заурчало.
Потом не следы – уже ветер принес отблеск человека, и глаза застило алое голодное и радостное возбуждение.
Рвать и терзать! Рычать, наскакивать, тащить и волочь!
Поиграть, как кошка с мышью!
Пить теплое, вкусное, щедрое! Есть! Наконец-то утолить дикое и тяжелое, что поднимается из глубины! То, чего никак не сумел утолить съеденный где-то далеко кусок мертвого, холодного, несколько раз замороженного и размороженного мяса! Вместо мертвого – живое и трепещущее… Чуждый, но родной целиком, от когтей до кончика хвоста инстинкт. И плевать, что двуногих трогать нельзя. Они вкусные.
Радостно зарычала.