Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг. - стр. 2

. Однако своему сыну Д. В. Романова, считавшая Украину (точнее, в терминах того времени, Малороссию) нераздельной частью России, привила любовь прежде всего к русской литературе. В результате В. Ф. Романов, который с рождения говорил исключительно по-украински, позднее, в юности, отменно знал русский язык, а украинский – только понимал. С другой стороны, имея музыкальное образование и обладая прекрасным голосом и большими артистическими способностями, Дарья Владимировна входила в Бендерский театральный кружок. Его членами были двоюродная сестра Д. В. Романовой, М. К. Хлыстова, и братья И. К., Н. К. и А. К. Тобилевичи, получившие известность как основатели украинского профессионального оперного и драматического театра под сценическими фамилиями «Заньковецкая» и «Карпенко-Карый», «Садовской» и «Саксаганский». Показательно и другое – лучшие годы детства В. Ф. Романова прошли в имении матери Гладышево Радомысльского уезда Киевской губернии, в двадцати верстах от городка Чернобыль на реке Припяти. Здесь на маленького Володю влияние в сугубо русском духе оказывала его широко образованная бабушка – Надежда Ивановна Волжина, по причине чего Володя являлся типичным маменькиным сынком, но еще более – бабушкиным внуком. Таким образом, уже в детстве В. Ф. Романов невольно оказался как бы на острие украинского вопроса, тема которого, наряду с апологизированием царского чиновничества, проходит красной нитью сквозь его воспоминания.

Необходимо сразу оговориться, что В. Ф. Романов, как и подавляющее большинство его современников из Великороссии и Малороссии конца XIX – начала XX в., видел в украинцах (или малороссах) не особый народ, а часть единого русского народа. «В настоящее время, – писал в 1933 г. в эмиграции известный адвокат и общественный деятель Г. Б. Слиозберг, – мы постоянно слышим о вопросе украинском… То, что в настоящее время составляет предмет довольно острых дискуссий, представляется, однако, явлением новым, до революции неизвестным. <…> Трудно было бы указать точно этнографические границы Украйны. Даже язык украинский не мог бы служить отличительным признаком для распределения географических или демографических частей между Россией и Украйной. Тот украинский язык или, вернее, диалект, который встречается в Киевской, Екатеринославской, Черниговской и Полтавской губерниях, причисляемых бесспорно к Украйне, является языком смешанным, даже иногда с преобладанием русского над украинским. Ни в смысле этническом, ни в смысле политическом Украина прежде не выделялась из общего состава Российской империи». «Русская политика, – подчеркивал Слиозберг, – содержала лишь один момент борьбы против возможной пропаганды Галицийской Украины или Австро-Венгрии, а именно – борьбу против распространения украинской литературы и языка». Однако «политика правительства в отношении украинского языка не вызывала развития особых националистических тенденций в населении украинских губерний. Вопроса о самостийности Украины и даже об автономии, о соединении русских частей с Закарпатской Русью не существовало. <…> Украинские провинции не составляли того, что мы ныне называем частями территории, населенными национальным меньшинством. В отношении политическом Украйна никогда и ничем не отличалась от остальной России. Этим и объясняется то, что до войны и до революции украинского вопроса, как политического, не существовало. Обострение его является последствием не нормального развития и не культурных постулатов, а политическим последствием Великой войны и революции… Но как бы то ни было, заявление некоторых украинских политиков в настоящее время о том, что Украйна была угнетена прежним режимом, решительно не соответствует действительности, ибо никакого особого режима в отношении Украйны не существовало, кроме вышеприведенного отношения к украинскому языку»