Старая контора - стр. 5
– Хорошо, Гриша.
Отец нашёл пятилетнего сына, тихо играющего с самим собой. Он рыл какие-то каналы, наводил из прутиков мосты. Сам себе отдавал распоряжения – что нужно дальше делать, сам кивал головой и отправлялся рыть очередную канаву. Григорий неслышно подкрался сзади, схватил сына руками и стал подбрасывать его вверх, радостно крича:
– Попался, Александр Григорич! Поедешь с батей на тракторе кататься?! А, Григорич?!
– Папка, отпусти, папка! Я щекотки боюсь! – смеясь, звонким голосом заверещал мальчик.
– Терпи, ты же мужик! Ты же мужиком будешь, Григорич!
В тени под деревьями сидели и выпивали два местных мужика. Специально, чтобы никто не увидел их, они выбрались подальше от деревни, в лесок, и сейчас, спрятавшись в тени кудрявых берёз, спокойно бездельничали. Напротив леса, через дорогу, раскинулась огромная жёлто-зелёная нива. Вдруг вдалеке послышался треск мотоцикла. На дороге показался ездок. Он остановился неподалёку от выпивох, поставил мотоцикл на подножку и пошёл по полю, аккуратно раздвигая колосья. Потом остановился, взял колос, растёр в ладони. Нагнулся, схватил горсть земли, смотрел на неё, нюхал.
– А, помощник агронома Расмус заявился! Принесла его нелёгкая!
– Чего он забыл-то тут?!
– Ну, так что ты?! Учёный! Умного из себя строит. «Я, дескать, учился, образованный! А вы тут бараны деревенские! Знайте, значит, своё место!». Вот и вся арихметика!
– Ага, ишь, какой важный! Навешать бы ему, чтобы носа не задирал!
– Навешаем. Придёт время. Мы ему покажем, поросячье вымя!
Будущий агроном ещё некоторое время постоял в поле, затем прыгнул на мотоцикл и с треском двигателя исчез в пыльной завесе. Алкашей он не заметил.
Поезд замедлил ход, некоторое время тянулся мимо маленьких старых изб. Проплывали за окном огороды, косые постройки, сараи. Вдоль железной дороги змейкой вилась полоска дороги. Вся в ямах и колеях, земля на ней потрескалась от засухи. Показалось зелёное здание вокзала. Состав замер. С грохотом открылись двери вагонов, измученный жарой народ начал тяжело выгружаться на перрон. Анатолий Бондарь, одетый по-городскому, в рубашке с коротким рукавом и брюках, с огромным чемоданом в руке сошёл на родную землю. Некоторое время он постоял, полюбовался на новое двухэтажное здание вокзала, дымя папиросой. Затем направился к рейсовому автобусу. Пропетляв по тихим улочкам райцентра, водитель, наконец, вывез пассажиров на шоссе. Анатолию открылась картина, такая дорогая и милая сердцу, виденная им столько раз во сне на чужбине. От радости защемило сердце, на глаза навернулись слёзы. «Вот она, матушка! Кормилица-степь! Родные просторы. Дар Господа. Моя любимая земля!». Сразу вспомнились все места: поля, озёра, леса, где, будучи босоногим пацаном, вместе с друзьями провёл он самые радостные детские годы. Вспомнил, как работали во время войны с утра до ночи, отдавая последние силы за победу. За свободную жизнь. За свою землю. Всё памятно и близко в ней: яркий красный закат над озером, ночной костёр на берегу, шалаш из веток в лесу, озорные глаза друзей, тёплая рука девушки. Камыши зелёной стеной. Тихая гладь ночного озера. Гармошка дяди Миши…