Старая контора - стр. 1

Неубранная комната с разбросанными вещами сродни потерянной душе,

разорванной в клочья.

Квашнин А. В.

1953 год

Извилистая разбитая колдобинами дорога разделяла деревенскую улицу на две половины. Старые покосившиеся избушки с резными ставнями, обнесённые серым штакетником, заросшие полынью, чередовались с новыми нарядными белыми домами, окружёнными заборами. После страшной войны, надёжно схоронившей на полях сражений нескольких сельчан, народ немного воспрял духом и в надежде на лучшую жизнь принялся строить дома, колхозные склады, корпуса фермы. Деревня по-прежнему жила в нищете, но государство активно финансировало восстановление хозяйственных объектов, в том числе жилья. И вот, одним ранним летним утром, поднимая клубы пыли, подскакивая на кочках, в деревню, чихая и тяжело кряхтя, вкатился старый грузовик. Кузов его был доверху набит новеньким красным кирпичом. В круглой темно-зелёной кабине, подпрыгивая на диване, одной рукой крутя огромную баранку, на ходу курил самокрутку пожилой водитель в грязной замасленной робе. Щёку мужчины украшал багровый шрам – след от поцелуя осколка снаряда, полученный в бою. Ветеран смотрел на оживающую деревеньку из маленького окна кабины и улыбался. Хорошо, легко было на сердце. За эту землю он воевал, за эти зелёные молодые тополя рисковал жизнью, за эти радующие глаз белые хаты, за счастье будущих поколений остались лежать под небом его друзья. Задумавшись, водитель не заметил яму на дороге. Грузовик тряхнуло, мужчина ударился головой о крышу. Он потёр место ушиба и, рассмеявшись, сказал кому-то: «Тьфу ты, поросячье вымя!».

Автомобиль проехал в центр села и остановился возле толпы строителей, сверкавших на солнце загорелыми спинами, заливавших фундамент колхозной конторы. Двое пожилых мужчин в старых костюмах и фуражках стояли немного поодаль и о чём-то спорили. Водитель заглушил двигатель, выпрыгнул из кабины, выбросил окурок и направился к ним:

– Здорово, мужики! Где мне найти председателя Корнеева?

– Я председатель. Пока ещё, – ответил пожилой мужчина с седыми висками, пробившимися из-под картуза. В его серьёзных грустных глазах угадывалось множество перенесённых испытаний. Ветеран со шрамом сразу это прочёл, крепко пожал ему руку.

– Ну, тогда принимай помощь! – водитель указал на грузовик. Председатель мягко улыбнулся и ответил глухим голосом:

– Спасибо.

Лихая тройка мчалась по деревне, бубенцами возвещая всему миру о великой радости. В деревянной подводе позади кучера сидели молодожёны: Григорий и Клавдия Крагины. Молодой супруг, в клетчатой рубахе, крепко сжимал в объятьях сидевшую рядом жену в пёстром платье. В руках она держала душистый букет полевых цветов. Следом за ними неслись в таких же телегах друзья, подружки. Гармонист без пальцев на одной руке, старый дядя Миша, прошедший две войны, похоронивший сына, погибшего под Сталинградом, разливал по улицам села задорные пиликающие мотивы. Ярко светило летнее солнце. Родная деревня встречала влюблённых глянцевыми зелёными листиками тополей, очнувшимися от зимнего сна. Бежали за процессией дети, с лаем догоняли собаки. Казалось, одновременно с сердцами Клавы и Гриши расцвело и засияло всё вокруг: фиолетовые сладкие цветы, зелёная гладкая мурава, синяя волнистая гладь озера. В воздухе витало ощущение праздника. Экипажи останавливались у каждого столика, выставленного на дорогу, принимали поздравления, выпивали. Не умолкала гармонь дяди Миши. Подъехали к памятнику солдатам, не вернувшимся с войны. Музыка затихла. Молодожёны в окружении друзей молча прошли в открытую калитку и остановились у стелы, на которой крупными буквами было выдавлено: «Никто не забыт, ничто не забыто». И ниже: «1941–1945». Из глаз Клавдии потекли по щекам крупные словно бусины слёзы. Тихо стояли по бокам друзья. Девушки положили к памятнику свежие цветы. Одна из них сняла с головы венок из ромашек и оставила его у ног каменного солдата. Григорий сильнее прижал к себе жену. Она плакала и шептала: «Спасибо, спасибо, спасибо…».