Станция «Звездная» - стр. 2
Покинув родительский дом, Ян перешел на пакетики, какие дают в поездах. Чай из них сильно отдавал бумагой, но Яну было в принципе без разницы, горячий да и ладно.
Вася Лазарев же подходил к делу основательно, как японская гейша. Тщательно мыл чайник, ошпаривал его кипятком, а заварку не сыпал на глазок прямо из пачки, как любой нормальный человек, а отмерял по правилу – одна ложка на человека и одна на чайник. Залив кипяток, ждал ровно пять минут, пока настоится. Раньше у них была баба на чайник, но Дима Лившиц по пьяни сжег ей подол, и теперь Вася поневоле обходился полотенцем. Вася и наполнил кружку Яна, жеманно придерживая крышечку чайника средним пальцем.
Ян положил себе две ложки сахару, энергично размешал и пригубил. Чай был ровно такой, как надо, горячий, но не обжигающий, темный, терпкий и пах летом. Божественный напиток, но Колдунов знал, что сам себе такой заваривать не будет. За шесть лет учебы в академии и за полгода командировки в Афган он совсем отвык от уютных домашних радостей.
– Надо будет скинуться им на рождение ребенка, так что ты всю стипендию не пропивай, – сказал Вася.
– Само собой.
Послышался стук входной двери, и на пороге показался Лившиц.
– Ховайся, пацаны, – меланхолически произнес он, – к нам едет батя Зейды.
– С Зейдой?
Лившиц кивнул.
– Я понял, – Вася стремительно вскочил из-за стола и скрылся в комнате.
Ян нахмурился:
– Что такое?
Дима с самым загадочным видом посмотрел в потолок и ничего не сказал.
Не прошло и минуты, как Вася выскочил из комнаты в джинсах, лет пять назад пошитых в каком-нибудь подпольном цехе славного города Владивостока, и, обуваясь, спросил:
– Яныч, идешь?
– Да в чем дело? – Колдунов никак не мог понять, в чем дело. – Зачем уходить? Я его как-то видел, вроде милейший дядечка.
– Ну да, мировой мужик, но ровно до тех пор, пока ты не откажешься с ним пить. Тогда это страшный человек, – Вася быстро застегнул «молнию», выпучил глаза и повторил: – Страшный!
– Да?
– Пока не напоит, не отстанет. Короче, если хочешь очнуться через неделю в незнакомом тебе месте, оставайся, а я пошел.
– Нет, погоди, – Ян поднялся, – Дим, ты с нами?
– А я, пожалуй, останусь, – Лившиц томно потянулся и снял шинель.
Надев ботинки, Ян сдернул с вешалки куртку и побежал вслед за Васей.
На улице было темно, серо и промозгло, словом, обычно для любого времени года в Ленинграде, не исключая лето. В глубоких черных лужах отражались городские огни, на газонах подмерзала раскисшая земля с островками ржавой пожухлой травы и горками сгнивших листьев, редкие снежинки оседали на этот мрачный пейзаж и медленно таяли, искрясь в свете фонарей. Похоже было на хлеб с горчицей, чуть присыпанный солью, и Яну захотелось есть.