Размер шрифта
-
+

Стальной царь - стр. 3

Я улыбнулся:

– И его, вероятно, все еще терзает страх?

– В известной степени. У него немало погубленных жизней на совести. Он знает миры лишь в состоянии войны. Но мы, члены гильдии, знаем, какую ответственность на себя взяли, и я верю, членство в нашем союзе поможет ему.

– И я никогда с ним не познакомлюсь?

– Это маловероятно. Ваш временной поток, скорее всего, отторгнет его и снова превратит в то жалкое создание, о котором пишет ваш дед. Его вновь будет буквально швырять, точно щепку, взад-вперед по времени, и у него не останется ни малейшей власти над своей судьбой.

– И это роднит его с большинством из нас, – заметил я.

Она откровенно забавлялась:

– Вижу, вы еще не до конца избавились от самосострадания, Муркок.

Я улыбнулся и извинился.

– Меня все это ужасно взволновало, – я поднял рукопись. – Бастэйбл, очевидно, хотел бы, чтобы она была опубликована так быстро, как это только возможно. Почему?

– Вероятно, из чистого тщеславия. Вы же знаете, как реагируют люди, когда в первый раз видят свою фамилию напечатанной типографским способом.

– Да, они имеют весьма жалкий вид.

Мы оба рассмеялись.

– Кроме того, он испытывает к вам доверие, – продолжала она. – Он знает, что вы не станете отворачиваться от его работы и что он может быть в известном смысле вам полезным.

– Как и вы, миссис Перссон.

– Меня это радует. Мы получаем удовольствие от того, что делаем.

– Мои рассуждения по поводу сообщаемых вами сведений смешат вас? – осведомился я.

– И это тоже. Мы полностью предоставляем вашей оригинальной фантазии вносить в эту информацию необходимую путаницу, чтобы она была безопасной!

Я уставился в рукопись. Я был поражен, обнаружив в ней определенную перекличку с записками моего деда. Бастэйбл, кажется, все же оборвал не все связи. Я обратил на это внимание миссис Перссон.

– Наше мышление может вместить в себя лишь определенный объем информации, – ответила она. – Я уже упоминала об этом прежде: иногда мы страдаем настоящей потерей памяти. Порой действует своеобразный «запрет на воспоминания». Таким образом нам удается вторгаться в разные временные потоки, которые недоступны обыкновенным путешественникам по времени.

– Время позволяет себе забыть вас? – иронически спросил я.

– Именно так.

– Как человек, склонный к анархизму, – сказал я, – я уже впился в эту рукопись. Россия под управлением Керенского… Нельзя ли…

Она прервала меня:

– Я не могу сказать вам ничего больше, прежде чем вы не прочтете.

– Мир, где не могла состояться большевистская революция. Что же разыгралось в той, другой истории…

Я часто спрашивал себя, что стало бы с Российской Империей при таких обстоятельствах, поскольку испытывал острый интерес к Советскому Союзу и его литературе, которой при Сталине так чудовищно заткнули рот.

Страница 3