Сталин. Том 1. Парадоксы власти. 1878–1928. Книги 1 и 2 - стр. 33
Глава 2
Ученик Ладо
Другие живут нашим трудом; они пьют нашу кровь; наше угнетение утоляет их жажду слезами наших жен, детей и родных.
Листовки на грузинском и армянском, распространявшиеся Иосифом Джугашвили, 1902 [110]
Тифлис был полон завораживающей, волшебной красоты. Основанный в V веке в речном ущелье, с VI века ставший резиденцией грузинских царей, Тифлис – называвшийся так и по-персидски, и по-русски – был на столетия старше древнего Киева, не говоря уже о юнцах Москве и Петербурге. По-грузински город звался Тбилиси («теплое место») – возможно, из-за прославленных горячих источников. («Нельзя не упомянуть, – восторгался один путешественник в XIX веке, – что здешние бани не уступят даже константинопольским» [111].) В 1801 году, когда Россия присоединила к себе Восточную Грузию, в Тифлисе насчитывалось около 20 тысяч жителей, причем три четверти из их числа были армянами. К концу столетия население города выросло уже до 160 тысяч человек, в большинстве своем – армян (38 %), за которыми шли русские и грузины при небольшом числе персов и турок [112]. Армянские, грузинские и персидские кварталы взбирались по склонам холмов террасами домов с многоуровневыми балконами, громоздящимися друг на друга в стиле, напоминавшем города османских Балкан или Салоники. Напротив, плоский русский квартал отличался широкими бульварами; там находились внушительный дворец наместника, оперный театр, классическая гимназия № 1, русский православный собор и частные дома русских чиновников и крупной армянской буржуазии. Великие реформы, проведенные в 1860-х годах в Российской империи, привели к созданию органов муниципальной власти, выбиравшихся в условиях серьезного имущественного ценза, и потому богатые армяне составляли большинство имевших право голоса на муниципальных выборах в Тифлисе, благодаря чему городская дума контролировалась армянскими купцами. Но они не имели никакого влияния на исполнительные органы имперской администрации, управлявшиеся назначенными в них русскими, немцами и поляками, нередко опиравшимися на грузинских дворян, для которых государственные должности становились источником обогащения [113]. И все же грузины – составлявшие не более четверти населения города – в какой-то степени были чужаками в своей собственной столице.
Городское неравенство бросалось в глаза. Вдоль широкого, обсаженного деревьями проспекта Головина, названного в честь русского генерала, тянулись магазины с вывесками на французском, немецком, персидском и армянском, как и на русском языках. Здесь предлагались на продажу модные товары из Парижа и шелка из Бухары, полезные для обозначения статуса, а также ковры из соседнего Ирана (из Тебриза), позволявшие придать шик внутренним помещениям. С другой стороны, на хаотических армянском и персидском базарах города, под руинами персидской крепости, «моются, бреются, стригутся, одеваются и раздеваются, как у себя в спальне», как объяснял русскоязычный путеводитель по лабиринту ювелирных мастерских и харчевен, в которых подавали кебабы и недорогое вино