Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - стр. 17

Кроме Гопкинса, в Тегеран должен был прибыть еще один гражданский советник Рузвельта по вопросам внешней политики, Гарриман, с которым Рузвельт был близок. Рузвельт направлял Гарримана в Лондон согласовывать с Черчиллем первый этап программы ленд-лиза, а затем в октябре 1941 года – в Москву, определить совместно со Сталиным и Молотовым необходимые потребности советской стороны. Гарриман, который месяц назад был назначен послом в России и успел принять участие в Московской конференции, ожидал Рузвельта в Каире. Как описывало его издание «Нью-Йоркер», энергичный, постоянно странствующий, аристократичный, обаятельный, даже на фоне остальных дипломатов, Гарриман был стройным, ростом под метр девяносто, темноволосым, с глубоко посаженными карими глазами и резко выраженными чертами лица[43]. Он не владел никакими иностранными языками. «У меня превосходный французский, – сказал как-то Гарриман, – за исключением глаголов». Редко кто-либо когда-нибудь слышал от него более удачную шутку. Он был чрезвычайно богат, являлся партнером в финансовой организации «Браун Бразерс энд Гарриман» и председателем правления железной дороги «Юнион Пасифик». Он был хорошим спортсменом, в молодости был игроком в поло с восьмиголевым гандикапом, считаясь по рейтингу четвертым в стране.

Как и президент, он вначале окончил привилегированную школу в Гротоне, но затем выбрал Йельский университет, где стал членом легендарного тайного студенческого общества «Череп и кости». Его семья владела поместьем «Арден хаус» на западном берегу реке Гудзон, вверх по течению от поместья Рузвельта «Спрингвуд». Он принадлежал к Демократической партии, что было необычно для представителя его класса и бизнесмена такого уровня. Поскольку Рузвельт поднял налоги, создал программу «Социальное обеспечение» и установил минимальную заработную плату (все эти шаги были направлены на удовлетворение потребностей рабочего класса), а в последующем создал Комиссию по ценным бумагам и биржам для регулирования фондового рынка, подавляющее большинство состоятельных консервативных американцев презирали его, называя «предателем своего класса». Когда до приятелей Гарримана с Уолл-стрит дошли новости, что тот пошел работать на Рузвельта, они были в ужасе. «Настроения неприязни к Рузвельту достаточно сильны. Когда я шел по Уолл-стрит, те, кого я знал всю свою жизнь, переходили на другую сторону, чтобы им не пришлось пожимать мне руку», – вспоминал Гарриман.

Для Гарримана, которому, как и Рузвельту, не хватало терпения заниматься деталями и который питал неприязнь к официальным каналам, было чрезвычайно удобно действовать в обход бюрократических структур Государственного департамента и его номинального руководителя, Хэлла. Он принимал за норму то, что по указанию президента он докладывал непосредственно ему. Он был на год моложе Гопкинса, и они являлись большими друзьями. Гопкинс сделал своей жене предложение в номере «люкс» Гарримана в отеле «Мэйфлауэр» в Вашингтоне, когда они с Луизой собирались на ужин с Гарриманом и его женой Мэри. По выходным в доме Гарримана в Сэндс-Пойнте на Лонг-Айленде, когда предоставлялась такая возможность, двое мужчин с увлечением играли в крокет, в котором Гарриман одерживал верх. Гарриман ожидал президента в Каире.