Срыв (сборник) - стр. 53

Вскоре после свадьбы отношения Вали и Артема стали меняться. Вместо волнения и возбуждения той почти тайной близости в предбаннике появилась размеренная упорядоченность. В их распоряжении были и вечер, и ночь, и утро. Но это не радовало. Наоборот, то и дело вспыхивало раздражение тем, что они постоянно рядом, хотя еще друг к другу по-настоящему не привыкли. К тому же Валя стала отказываться от ласк. Ссылалась на беременность, на неважное самочувствие.

– Я слышал, это вначале бывает, – говорил Артем. – Тошнота, токсикозы… У тебя же не было?

– Было. Я старалась виду не подавать.

– Гм, интересно. А теперь не стараешься? – И у Артема возникало ощущение, что его обманули.

Валя прижималась к нему, целовала, но как-то, казалось, по обязанности.

– Ну что ты, – шептала жалостливо. – Я за маленького боюсь, это опасно уже, ведь пятый месяц. Потерпи, ладно?

Ложились на узкую панцирную кровать, обнимали друг друга, закрывали глаза… Заснуть в таком положении было трудно, поэтому через несколько минут поворачивались друг к другу спиной, тяжело, натужно вползали в сон…

Утром Артем пытался вспомнить, что ему снилось, но ничего не вспоминалось. Черная полоска забытья. И просыпался неосвеженным, как будто спал полчаса.

А дни, пустые, долгие, проходили у него в размышлениях.

Парни, имевшие отношения с женщинами, всегда представлялись ему словно бы выше его, заранее сильнее. Ведь для того, чтобы овладеть женщиной, нужно обладать чем-то особенным, необыкновенным, чего у него не было. И все его юношеские попытки сдружиться с девушками, добиться секса заканчивались быстро и плачевно – девушкам достаточно было переброситься с ним несколькими фразами, чтобы узнать в нем того, кто этим особенным и необыкновенным не обладает. И они теряли к нему интерес. Раза три или четыре благодаря выпивке неуклюжее общение перерастало в близость, но опять же заканчивалось неудачей; кроме стыда от этих близостей, ничего у Артема не оставалось.

Когда уединение в предбаннике стало у них с Валей повторяться, Артем наконец-то почувствовал себя равным многим мужчинам, брату, который, хоть и был младше на два года, повзрослел намного раньше. Но теперь, спустя полгода, Артему частенько казалось, что, может, лучше бы их с Валей знакомства не случилось. Или близость так далеко не зашла. Теперь его одиночество и та мучительная тоска вспоминались как нечто светлое, сладостное, невозвратное.

Неприятно было все чаще и чаще видеть выражение страдания на лице жены; неприятно было, как она придерживает, будто охраняет, почти еще и не обозначившийся живот. Но всего неприятней было ощущение своей запертости здесь, в этой времянке, в этом дворе, где любое его появление встречается лаем до сих пор не привыкшего к нему Трезора… Никто, конечно, не запирал Артема, не сторожил – запирало и сторожило сознание, что он теперь должен быть рядом с женщиной, которая стала его женой. Да и куда было идти? К родителям, где он был заперт до этого?