Спектакль - стр. 43
А может, просто был некий комфорт в том, чтобы слышать имя – любое имя, а не «девушка», «первая» или «жертва номер один». Она была Одетт, веснушчатой, в розовом платье, она укладывала малышей и пела им колыбельные. Одетт, которая играла в прятки, забегая в чулан и скрываясь за шкафом, пока дети ее искали. Одетт, которая осушала слезы маленького мальчика, который оцарапал коленку. Вот кем она была для Натали.
Мама сложила газету и зажала ее в подмышке, вставая. Она прошла к кухонному окну, глаза ее следили за птичкой, которая дрожала на подоконнике, прячась от дождя.
– Я пойду в морг с тобой. А потом я хотела бы, чтобы мы навестили тетю Бриджит.
Сердце Натали упало, а потом будто подпрыгнуло как пробка.
– Почему?
Мама посмотрела на нее недоуменно.
– Если мы не будем навещать тетушку, то кто? Стыдно сказать, мы и так давно у нее не были.
Они однажды были в лечебнице после несчастного случая, но тетя Бриджит расстроилась, увидев мамины покалеченные руки в бинтах. Она плакала и плакала, потому что не хотела, чтобы маме было больно, так что мама решила не ходить больше, пока ожоги хотя бы слегка не заживут.
– Я имею в виду: почему хочешь пойти в морг? – Натали намазала хлеб черничным вареньем. – Ты же не очень это любишь.
Она хотела защитить маму, как та птичка на подоконнике защищала бы своих птенчиков. Ее маме не надо видеть убитых, не надо стоять в морге, где бывал сам убийца, наблюдая за тем, как толпа разглядывает его жертву.
Но это было не все. Ей также не хотелось раскрывать маме свой секрет. Идти вместе в морг – это было каким-то… вторжением.
Вторжением? Натали немедленно устыдилась этой мысли.
Мама передала ей газету.
– Я хочу посмотреть, на что все смотрят, на что смотришь ты.
«Если бы ты знала, мама».
Натали разложила газету на столе после маминого ухода. Она нашла боковую колонку и то предложение, которое для всего Парижа было непримечательным, а для нее меняло абсолютно все.
На убитой были желто-голубое платье в цветочек, нижнее белье, одна туфля и серебряное кольцо на правом мизинце.
Ее охватило радостное возбуждение. Может, она и не боится вовсе этой «силы» и ее можно исследовать как новый роман: каждое озарение – очередная страница? Она не понимала этого дара, но была готова его принять, учиться у него, сделать его частью себя и использовать на благо.
По крайней мере, она наконец начинала верить в его подлинность.
Когда Натали вошла в морг, взгляд ее сразу устремился туда, где раньше лежала Одетт.
То, что ее безжизненного тела там больше не было, повлияло на Натали неожиданным образом. Хотя она никогда не призналась бы никому, да и себе – вряд ли, Натали скучала по ней. Яркость видения и все, что оно повлекло, сделали Одетт не просто трупом на плите, не просто жертвой убийцы. Она обрела душу среди бездушных. Натали чувствовала связь с ней, с ними обеими – через внезапную тесную связь свидетельства их смертей. Как тогда, когда впервые увидела, как ее бабушка снимает очки, или когда она сидела в первом ряду на концерте и видела, как пианиста полностью захватила музыка.