Спасибо за измену - стр. 29

Он зевает, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Мерзковатый тип всё же. А Оксанка наверняка впечатлилась им. Как всегда. Меня едва ли не передёргивает.

— Ну, допустим, — наконец, отвечает он. — Но во-первых, она отдельная личность, даже несмотря на то, что женщина. И у неё есть все права. А вы их всё-таки нарушаете. И не слабо так. Во-вторых, умереть можно и в таком положении. Я с ходу могу назвать четыре быстрых способа. Не говоря уже о том, что люди, если решили умереть, умрут и полностью обездвиженными. Это вообще бессмысленно. Лечить её надо, а не усугублять всё.

А то я не знал… Злость берёт от того, насколько легко и непринуждённо этот щёгол рассуждает.

— Её прежний психиатр сказал, что можно обездвижить, пока лекарства не подействуют. Успокаивающие. Я ей вчера давал с едой и водой. Знаю её, так бы отказалась. Сегодня тоже. Это временно. Если есть вариант лучше — ты здесь затем, чтобы обсудить его, а не чушью себе голову забивать.

— А телефон-то вернёте? — ухмыляется он.

— Сначала консультация. На истерики нет времени.

— Вы так уверены, что её не освободят? Что не начнётся разбирательство? Оксана Викторовна, насколько я вижу, настроена решительно. И да, не думаю, что стоит опасаться, что она убьёт себя в ближайшее время.

От этого его «в ближайшее время» меня трясти начинает и хочется ему врезать.

— Скорее, — продолжает мудак с тонкой, острой усмешкой, — она с куда большим удовольствием прикончит вас. А это хороший знак. Ненависть и уныние находятся на разных эмоциональных уровнях.

— Я заметил.

И это радует.

Но полагаться на это смысла нет, вдруг её переклинит. Рисковать не хочу.

Альберт окидывает меня взглядом и произносит:

— Плюс семь, девятьсот шестьдесят три, сто девяносто два, двадцать семь, тридцать один.

— Что это? — моё терпение всё-таки не железное. Хочется вышвырнуть его из квартиры. В мыслях всё ещё мечутся дебильные слова про четыре способа. Какие такие четыре способа?

— Мой номер. Перевод на тинькофф. За консультацию. Сорок тысяч. Остальные триста… — он сужает глаза, прикидывая что-то и договаривает наобум, — восемьдесят тысяч наличкой, пожалуйста.

— С хера ли?

Альберт улыбается. У него стоят виниры, само собой.

— В качестве гарантии того, что я не позвоню в полицию и не стану свидетельствовать против вас в суде. Если он будет, слова Оксаны Викторовны буду отрицать. И наверняка смогу быть хорошим экспертом в оценке её ментального здоровья.

— Никакого суда не будет, — отмахиваюсь я, — она это несёт в неадекватном состоянии. Остынет и всё поймёт.

Альберт усмехается.