Спаси меня, вальс - стр. 36
Кто-то кого-то ждал, крутили волоски на стволах пальм, превращая их в кончики темных усов, и разрывали на короткие полоски нижние листья. Это были в основном совсем молодые люди: к полуночи Лиллиан Лоррейн напилась вдрызг на верхней точке Нового Амстердама[30], футбольные команды, нарушая режим, тоже напивались, до смерти пугая официантов. Вокруг было полно родителей, присматривавших за своими детьми. Дебютантки переговаривались: «Это Найты?» – или: «Я видела его в зале. Пожалуйста, дорогая, познакомь меня».
– Что толку? Они влюблены друг в друга, – растворялось в монотонных нью-йоркских пересудах.
– Конечно же это Найты, – отвечали хором многие девушки. – Вы видели его картины?
– Предпочитаю смотреть на него самого, – говорили другие девушки.
Серьезные люди воспринимали обоих вполне серьезно; Дэвид говорил о визуальном ритме и воздействии небулярной первичной стадии развития Вселенной на первичные цвета. За окнами в лихорадочной безмятежности мерцал город, увенчанный золотой короной. Вершины Нью-Йорка сверкали, подобно золотому балдахину над троном. Дэвид и Алабама молча смотрели друг на друга – не зная, как подступиться к разговору о ребенке.
– Ну же, что сказал врач? – уже не в первый раз спросил Дэвид.
– Я же говорила… Он сказал: «Привет!»
– Не изображай ослицу… Что еще он сказал? Нам же надо знать, что он сказал.
– У нас будет ребенок, – с видом собственницы объявила Алабама.
Дэвид полез в карманы.
– Извини… Наверно, оставил дома.
Он думал о том, что теперь их будет трое.
– Что оставил?
– Снотворное.
– Я сказала «ребенок».
– А!
– Надо у кого-нибудь спросить.
– У кого?
Их знакомые много чего знали: лучший джин в городе у «Лонгэйкр Фармэсиз»; не хочешь пьянеть, закусывай анчоусами; метиловый спирт можно отличить по запаху. Всем было известно, где искать белый стих у Кэбелла[31] и как достать билеты на игру Йельской команды, что мистер Фиш живет в аквариуме и что в полицейском участке Центрального парка, кроме сержанта, есть еще и другие копы, – однако никто не знал, что такое иметь ребенка.
– Пожалуй, тебе надо спросить у своей матери, – сказал Дэвид.
– Ах, Дэвид, только не это! Она подумает, что я понятия ни о чем не имею.
– Что ж, тогда я спрошу у своего агента, – предложил он. – Он человек бывалый.
Город покачивался в приглушенном реве, похожем на рокот аплодисментов в огромном театре, доносящийся к стоящему на сцене актеру. Из Нового Амстердама «Две крошки в голубом» и «Салли» били по барабанным перепонкам и неуклюже ускоряли ритм, словно призывая всех стать неграми и заядлыми саксофонистами, вернуться в Мэриленд и Луизиану, музыка звучала так, будто вокруг были мамушки-негритянки и миллионеры. Продавщицы были похожи на Мэрилин Миллер