Спартаковские исповеди. Отцы-основатели; из мастеров – в тренеры. От Старостиных до Аленичева - стр. 11
Андрей рассказывал, что те баски потом его нашли в Мексике на чемпионате мира 1970 года. Их лучший бомбардир Лангара там точно был. «Каховку» пели… Кто-то рассказывал, что они там Андрея на лошадь посадили, и вдруг она как поскачет! Он не смог удержаться и упал, хе-хе, задом на кактус. Но это не сам Андрей рассказывал, поэтому не могу достоверно сказать, было или нет.
А «Болгар» Степанов, который в том матче баскам три гола положил, – это был душа-человек. Очень заботился о моей матери и всей нашей семье, когда отца посадили. И Георгий Глазков, и Олег Тимаков к нам приходили, и другие спартаковцы. Их в армию не взяли и во время войны кормили в «Астории». Так они оттуда приносили нам в котелках суп, второе; мы жили в одном доме – Антонина Андреевна, жена Николая, семья еще одного репрессированного спартаковца, Леуты, и наша семья. Сам факт, что они не боялись к нам приходить, дорогого стоил. С нами же тогда все опасались общаться! А иногда некоторые соседи во дворе даже обзывали врагами народа.
Я, кстати, до сих пор «враг народа», поэтому мне платят повышенную пенсию – как реабилитированному. Сначала платили только тем, кто сидел, а потом распространили и на их детей – потому что мы страдали от этого. В 1942-м, когда отца посадили, мне было пять лет, мать осталась без всяких средств к существованию. И она, и Клавдия, и Вера пошли красить платки и косынки через трафареты – на это и жили. Моя мама, правда, брала работу на дом – потому что иначе меня с кем-то оставлять надо было, а она категорически не хотела меня в детский сад отдавать.
Но жизнь, конечно, тяжелая настала – не то что до ареста отца. Знаете, какое тогда самое изысканное лакомство было? Жмых, который воспринимался как пирожное! Еще – мелкие семечки с тополя. Помню, у нас, прорубая крышу сарая, рос боярышник, на котором месяц в году созревали ягоды. И мы ждали этого месяца как манны небесной!
А Болгар вскоре после того как нам помогал, попал под трамвай, и ему ампутировали стопы обеих ног. Как говорили, на корке какой-то арбузной поскользнулся около Арбата. Помню, как все переживали. Впоследствии он стал руководителем всего городского спартаковского клуба, который был многократным чемпионом Москвы.
На фронт из спартаковских футболистов, по-моему, попал только Жмельков. Это был вообще уникальный вратарь, дядя Коля обожал его всю жизнь. Из тринадцати пенальти, кажется, одиннадцать взял! Когда прорывался кто-то из нападающих противника, он иногда кричал:
– Андрей Петрович, да пропустите его! Пусть пробьет!