Сознание, прикованное к плоти. Дневники и записные книжки 1964–1980 - стр. 36

Если бы у меня не было Дэвида, продлилась бы наша связь так долго?

Если бы у меня не было Дэвида, то смогла бы я пережить эти 4½ года?

Я знаю только одно: если бы у меня не было Дэвида, то в прошлом году я бы покончила с собой.

Она вселяла в меня страх (о чем я не догадывалась). Страх до сих пор никуда не делся. (У Ирэн есть достоинства; я ими не обладаю. Ирэн не любит меня потому, что у нее высокие стандарты. Она не хочет довольствоваться тем, чем готова довольствоваться я или большинство людей.) И если она когда-нибудь вернется, то я опять буду жить в состоянии смертельного испуга – буду страшиться ее гнева, ее ухода, того, что она сочтет меня глупой, неделикатной, эгоистичной, сексуально неадекватной.

Может быть, она избавилась от моего заискивания, докучавшего ей в течение последних двух лет? Так считает Кемени (+ Ноэль [Бёрч]). Я не могу так думать – о человеке, которого люблю (-ила). Если это так, то она – чудовище.

Я всегда думала, что она (в худшем случае) не испытывает ничего – для того чтобы высвободиться, равно и для того, чтобы перестать себя винить, ей придется ожесточиться, ослепить себя.

А что, если она на самом деле получала от этого удовольствие?

Не могу себе представить – хотя все считают это очевидным.

Могу ли я сказать: я разочарована в Ирэн. Она не такая, какой я ее считала (считаю)?

Нет?

Почему же?

Потому что и здесь она была первой – она разочаровалась во мне.

Мой «мазохизм» – представленный в карикатурном виде в письмах, которыми мы с Ирэн обменялись этим летом, – свидетельствует не о моем желании страдать, а о надежде, что показав свои страдания (что я «хорошая», т. е. безобидная), я смогу умилостивить ее гнев и пробить брешь в безразличии.

Именно это имеет в виду Кемени, постоянно повторяя фразу: «Я настолько хороша, что мне больно».

Если мамочка заметит, что мне действительно больно, то она прекратит избиение. Но Ирэн – не моя мамочка.

[Французский писатель Андре Пьейр де] Мандьярг считает «Историю глаза» и «Три дочери их матери» двумя самыми лучшими из когда-либо написанных эротических книг. Они диаметрально противоположны. Первая книга – сдержанная; каждое слово на месте; благопристойный язык; лаконичная, без излишеств. Вторая – похабная; décontracté, bavardé [фр. «раскрепощенная, болтливая»] до бесконечности.

N.B. заключительная часть у Луиса [в «Трех дочерях»] – маленькие театральные сценки (похоже на «Балкон» [Жана Жене])

Плутовская форма [«Истории глаза»] Батая (приключение) в сравнении с двухкомнатным помещением у Луиса: дверь, кровать, лестничная клетка