Соврати меня - стр. 4
Перемазанные сажей пальцы застывают в паре сантиметров от моей щеки. И сердце тоже на мгновение останавливается, а затем заходится бешеным боем, ухая о грудную клетку с такой силой, что кажется, вот-вот проломит рёбра. Мне всё сложнее удаётся сохранять внешнее спокойствие, но и смятения показывать не хочется. Мы уже не подростки, хватит его бояться.
Арбатов подходит вплотную, но по-прежнему не прикасается. Только дышит мне в лицо парами алкоголя и смотрит глазами своими наглыми до невозможности, абсолютно чёрными в полумраке комнаты. Пристально смотрит, с привычным уже презрением и ещё чем-то новым: пугающим, непонятным, отчего внутри всё словно обрывается, заставляя не слушаться ватные ноги.
Господи, ну почему так жарко?
Да потому что дышать нужно, Маша! Только медленнее. Он не тронет, не посмеет, ведь рядом Димка – его лучший друг, единственный настоящий друг в этой своре продажных прихлебал. Говорят, они с детства не разлей вода, правда я до сих пор понятия не имею, что их может связывать таких же разных как день и ночь. Например, что для Исаева мечты, то для Арбатова – цели. Что для первого сила, то для второго – слабость. В то время как Димка в свои двадцать один, уже подкупает надёжностью и истинно мужской выдержкой, Мирон подавляет жёстким деспотизмом и сбивает с ног абсолютной непредсказуемостью. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующую секунду, вот и приходится постоянно держать ухо востро.
Однако, сдаётся мне, Мир так увлёкся просверливанием воображаемой дыры в моём лбу, что думать забыл о намерении поговорить. Ну или передумал и теперь проверяет, насколько хватит моей выдержки. Только я не собираюсь быть подопытным кроликом, и цели мне его более чем ясны.
– Ты нарочно устроил поджог, – заговариваю первой.
– Естественно, иначе его с тебя было не снять, – Мир делает несколько неторопливых глотков из бутылки и протягивает её мне. – Выпьешь?
– Нет.
– Зря. Алкоголь, между прочим, величайший разоблачитель. Сколько можно водить Диму за нос? Покажи ему своё истинное лицо, – Мир угольно-чёрными пальцами всё-таки перехватывают мой подбородок, заставляя заглянуть себе в глаза. – Или я лично позабочусь, чтобы твою чёртову пломбу сорвал кто угодно, только не он.
– Тебе какое дело до этой... пломбы?
Я пытаюсь оттолкнуть его – мягко, почти умоляюще, но только усугубляю своё положение. Поставив бутылку на подоконник, Арбатов с размаху впечатывает ладони в поверхность письменного стола, стоящего за моей спиной, затем с грубым нажимом ведёт подбородком вниз по моей шее, царапая кожу жёсткой щетиной и заставляя плотнее прижиматься бёдрами к дубовому краю столешницы.