Размер шрифта
-
+
Сообщение - стр. 3
спаситель гордый неумело
мнет теста липкого комок,
нахмурясь пред учениками,
чтоб сотворить из хлеба камень,
который сам поднять не смог…
«Фонарь, аптека, улица ночная…»
Фонарь, аптека, улица ночная,
возможно, церковь, то есть пыльный склад
стройматериалов, юность надувная
(напыщенная), подростковый ад,
подруга робкая в индийских или польских
штанах, тоска собраний комсомольских,
не слишком трезвый богословский спор
с Сопровским. О, мытищинский кагор!
«Твой мертвый Ленин врет, как сивый мерин, —
хохочет друг, – о чем ты говоришь?
Велик Господь, а мир четырехмерен,
нет гибели – есть музыка и мышь
подвальная, ученая, грызущая
то сыр, то хлеб, действительная, как
(по умнику немецкому) все сущее…»
Как многие, он умер впопыхах:
недописав, недолюбив, недопив,
не завершив азартного труда.
Душа его меж влажных снежных хлопьев
плывет, озябшая, – Бог весть куда…
«Где нелегкий хлеб влажен и ноздреват…»
Где нелегкий хлеб влажен и ноздреват,
и поверхность грузного винограда
матова, словно зеленоглазый агат
нешлифованный, где ждать ничего не надо
от короткой воды и долгого камня, где луч
(света росток) по-детски легко так
рвется к земле – не яростен ли, не колюч
ли закат на обрыве жизни? Скорее кроток.
Я тебя люблю. И слова, впотьмах
недосказанные, остаются живы,
как в тосканских сумерках, на холмах
перекличка яблони и оливы.
«Вот и зрелость моя, ряд огородных пугал…»
Вот и зрелость моя, ряд огородных пугал
(гипертония, тщеславие, Бог живой) —
притомилась. Пора осваивать новый угол
зрения. Например, с луговой травой
не спеша срастаться. Радоваться туману.
Не бояться ни заморозков, ни хищных губ
молодой коровы. Весело и безымянно
шелестеть на ветру. Былинка всякая – жизнелюб.
Солнце палит. Овчарка без толку лает.
Холодеет день в осьминожьей короне гроз.
Некоторые цветут, а другие не успевают,
но не плачут об этом за отсутствием глаз и слез.
И ответ на замысловатый вопрос простого
проще. Осень. Солома, сено. Речь выспренняя суха.
Неуёмный простор усиливает до стона
выдолбленную из ивы дудочку пастуха
«Есть в Боливии город Лима… или в Чили? Да нет, в Перу…»
Есть в Боливии город Лима… или в Чили? Да нет, в Перу.
Мое время, неумолимо истекающее на ветру
вязкой кровью, знай смотрит в дырочку в небесах,
и грибов не ест,
и все реже зовет на выручку географию отчих мест, —
где в предутренней дреме сладкой выбегает, смеясь,
под дождь
стихотворною лихорадкой одержимая молодежь,
путешественники по дугам радуги. Где вы? Вышли? Ушли?
Как любил я вас, нищие духом, бестолковая соль земли.
Где ты, утлая и заветная, после «а» говорящая «б»,
подарившая мне столько светлой неуверенности в себе?
Страница 3