Сонька. Продолжение легенды - стр. 33
– Слушаю вас, Гаврила Емельянович.
Тот круглыми немигающими глазами уставился на него, неожиданно выкрикнул:
– Все, вы уволены!.. Терпение мое лопнуло! Сегодня же, немедленно! Все!..
Артиста качнуло, но он устоял, едва слышно поинтересовался:
– Позвольте спросить – по какой причине?
– По причине неуважения к профессии артиста!
– В чем оно заключалось?
– В хамстве, пьянстве и неумении вести себя в присутственных местах!
– Вы имеете в виду?..
– Да, я имею в виду ваше недостойное отношение к коллеге – приме нашего театра госпоже Бессмертной.
Табба перевела волоокий взгляд с директора на Изюмова, насмешливо прищурила глаза.
Лицо артиста вдруг вспыхнуло, он подобрался, вскинул подбородок с вызовом произнес:
– Мое отношение к мадемуазель Бессмертной, Гаврила Емельянович, никак не касается театра. Это сугубо личное дело!
Директор побагровел, подошел почти вплотную к Изюмову, брызгая от возмущения слюной, завопил:
– Нет, почтенный-с, это не сугубо личное дело! Вы служите в императорском театре и извольте соблюдать все нравственные нормы, которые предписаны подобному заведению!.. Сугубо же личные дела вы вправе исполнять в любом ином месте – за пределами данного учреждения-с. При условии, что вами не заинтересуется полиция… – Он вернулся к столу, брезгливо махнул пухлой ручкой. – Все, уходите и пишите соответствующее прошение!.. Я вас не задерживаю!
– Я желал бы сказать несколько слов мадемуазель Бессмертной, – тихо произнес Изюмов.
– Никаких слов!.. В этом кабинете слова произносятся только с ведома его хозяина, то есть меня!.. Удачи в иной жизни и на ином поприще!
Изюмов мгновение помедлил, развернулся на каблуках и, прямой как палец, покинул кабинет.
Директор поплотнее прикрыл дверь, подошел к Таббе, поцеловал ей руку.
– Я исполнил все, как вы желали, дорогая.
– Благодарю вас. – Табба улыбалась.
– Теперь вы верите, что я особым образом отношусь к вам?
– Я всегда верила. Теперь же моя вера окрепла окончательно.
Гаврила Емельянович заставил девушку подняться, через сопротивление принялся обнимать ее.
– Ну, когда наконец моя голубка сможет уделить должное внимание почтенному господину?.. Когда?.. Назначайте время, место. Я целиком ваш. Я невменяем… Я весь в страсти.
Она отворачивалась от навязчивых поцелуев, со смехом, будто от щекотки, приседала, выскальзывала из объятий, отошла в итоге в сторонку, поправила сбившиеся волосы.
– Вы смущаете меня, Гаврила Емельянович.
– Вы так же смущаете меня… Ежедневно, ежечасно… Поэтому я трепетно жду вашего решения.
– В ближайшее время подумаю и скажу.
– Отчаянно буду ждать… – Гаврила Емельянович что-то вспомнил. – Минуточку! – Он выдвинул один из ящичков стола, достал оттуда изящную замшевую коробочку, протянул Таббе. – Маленький, но искренний подарочек!