Сонька. Конец легенды - стр. 6

– Странно, но она кого-то мне напоминает, – произнес Икрамов.

– Вы не оригинальны, – Николай Николаевич забрал портрет, сунул в дело. – Не вам одному она кого-то напоминает. Но все это бред!.. Важны не аллюзии, а конкретный человек.

Ибрагим Казбекович помолчал в раздумье какое-то время, попросил обер-полицмейстера:

– Позвольте, ваше превосходительство, еще раз взглянуть на рисунок.

– Понравилась мадемуазель? – оскалился тот.

– Мадемуазель? Она мадемуазель?

– Так, к слову. Возможно, мадам. Это вам и предстоит узнать.

Бывший артист оперетты Изюмов мерз в ожидании директора театра уже битый час, кутался в ветхое драповое пальтишко, шмыгал носом, подтирая жидкий и бесконечный насморк снятой с головы фетровой шляпой.

За эти годы Николай сильно сдал – стал совсем тощим, безвольный подбородок еще более заострился, на голове четко обозначилась яйцевидная лысина.

Увидел подкативший к ступеням театра богатый директорский автомобиль, суетливо сунул шляпу в карман пальто, заспешил навстречу Гавриле Емельяновичу.

Тот, оставив автомобиль, зашагал наверх и не сразу узнал бывшего артиста. С определенным удивлением замер перед двинувшимся к нему господином и, лишь когда Изюмов приблизился почти вплотную, с искренним недоумением воскликнул:

– Батюшки! Вы ли это, Изюмов?!

– Так точно, я-с! – Бывший артист смотрел на директора с виноватым обожанием. – Очень приятно, что узнали-с, Гаврила Емельянович.

– Вас – и не узнать?! После вашей выходки? – хохотнул Филимонов. – Да вы каждую ночь снитесь мне в самых кошмарных снах! – взглянул на смутившегося артиста, поинтересовался: – Озябли?

– Скорее, насморк-с, – виновато пожал плечами Изюмов. – После каторги организм совсем ослаб.

– Ну да, – кивнул директор. – Вы ведь у нас каторжанин.

– Бывший, Гаврила Емельянович.

– Бывших каторжан, господин Изюмов, не бывает. Это как проказа – на всю жизнь. – Филимонов снова окинул взглядом бывшего артиста, неожиданно предложил: – Чайку не желаете похлебать?

От подобного предложения Изюмов совсем растерялся.

– Так ведь, Гаврила Емельянович… Неожиданно как-то. Как прикажете-с.

– Приказываю, – коротко засмеялся тот и решительно двинулся по ступеням наверх. – Почаевничаем, побалагурим, повспоминаем былые славные дни.

…Директорский кабинет за эти годы мало в чем изменился – та же старинная тяжелая мебель, непременный набор горячительных напитков в буфете, мягкие, черной кожи кресла.

Гаврила Емельянович мимоходом указал бывшему артисту на одно из кресел, подошел к буфету, насмешливо оглянулся на Изюмова:

– А может, чего-нибудь покрепче, нежели чай? Водочки, к примеру. Или коньячку!