Сонька. Конец легенды - стр. 4
…Спустя полчаса пролетка подкатила к воротам дома Брянских на Фонтанке. Табба покинула ее и, кутаясь в легкое полупальто, направилась к калитке.
Новый привратник Илья, улыбчивый и по-деревенски простоватый, с готовностью побежал открывать, разулыбался, раскланялся:
– Милости просим, мадемуазель. Что ж вы так налегке, озябнете!
Бывшая прима не ответила и зашагала ко входу в дом.
В доме на главной, парадной лестнице ей навстречу вышел тощий, с вечной подозрительностью на лице дворецкий Филипп, удивленно посмотрел на спешащую наверх мадемуазель.
– Что-нибудь случилось, мадемуазель?
– С чего ты взял? – огрызнулась девушка и зашагала дальше. – Приготовь мне чаю.
Обер-полицмейстер Санкт-Петербурга Крутов Николай Николаевич пригласил к себе в кабинет недавно назначенного начальником Санкт-Петербургской сыскной полиции полковника Икрамова Ибрагима Казбековича для особой доверительной беседы.
В облике князя просматривались непростые годы, проведенные на взрывном Кавказе, – седина на висках, пристальный изучающий взгляд, небольшой шрам на подбородке.
Николай Николаевич некоторое время молчал, прикидывая начало разговора с самолюбивым южанином, сложил пальцы корзиночкой, хрустнул ими.
– Ну как?.. Осваиваетесь на новом месте, князь? В окопы не тянет?
– Если честно, почти каждую ночь воюю с горцами.
– Надо входить в новую стезю, князь.
Тот обозначил сдержанную улыбку, сухо ответил:
– Буду стараться, ваше превосходительство. Еще недельку-другую, и начну хоть в чем-то разбираться.
– Многовато берете для разгона, Ибрагим Казбекович. Знаете, что такое начальник сыскной полиции Петербурга?
– Весьма приблизительно.
– А я, князь, попытаюсь объяснить вам предметно. – Крутов встал, подошел к окну. – Подойдите.
Тот покинул кресло, остановился рядом с обер-полицмейстером.
До слуха донеслись звуки какой-то песни, затем из-за угла улицы выплыла разношерстная толпа простолюдинов, двинулась мимо Департамента полиции, что-то выкрикивая и размахивая красным полотнищем.
Толпу сопровождали зеваки, детвора, какие-то восторженные девицы, бросающие цветы поющим.
– Знаете, что это такое? – спросил Крутов.
– Бунтовщики, – пожал плечами тот.
– Нет, князь, это наши ошибки. Наше разгильдяйство, наше нежелание видеть истину, страх называть вещи своими именами. Это возможное начало конца, князь! – Обер-полицмейстер вернулся к столу, и, упершись в него обеими руками, некоторое время стоял молча. Потом попросил: – Только не считайте меня сумасшедшим, – и вдруг заговорил свистящим полушепотом: – Я ненавижу все это! Мразь!.. Мразь и нечисть вокруг! Казнокрадство! Мздоимство! Воровство! Попранная вера! Смятенные умы и души! Революционная пакость! Террористы-бомбисты с истеричными курсистками! Кровь и убийства!.. Растерянность и ожесточенность! Вы понимаете, насколько больно наше отечество?