Соломенный век: Сутемь - стр. 63
Кира обняла мать, вздохнула и сказала: «А я думала – когда же вы наконец догадаетесь, что я уже давно мечтаю стать сестрёнкой? Мамочка, как же я тебя люблю!»
С того дня Кира изменилась. Она стала ещё более усердно помогать родителям в хозяйстве и на промысле – будь то рыбалка или охота, – ухаживала за матерью и не упускала возможности нежненько прижаться щекой к растущему животу и погладить его. Ей было совершенно безразлично, кто родится: мальчик или девочка – и как его (её) назовут. Для неё было главным то, что у неё самая лучшая мама на свете. И что она станет сестрёнкой. Вот счастье то!
Иметь такую дочь было воистину великим счастьем. Что бы Аким без неё делал, когда они потеряли Юну? Кира многому успела научиться от матери и всю заботу о малышке Вете переняла на себя, дав отцу возможность выходить на промысел. На дворе стояла зима и запасы неминуемо закончились бы до весны без охоты. Кира помогала отцу в меру своих сил: разделывала туши, готовила, шила одежду и обувь. Мерку с себя снимала – она ведь не единственная девочка, в далёком городе таких полно, и по заверениям кочевых торговцев хорошая тёплая одёжка шла нарасхват. Кира старательно училась любому делу, которое было чем-то полезным. Оттого у неё и такие изношенные руки уже с детства были. Что ж – золотые руки красивыми не бывают. Только мозолистыми.
Тот день, когда Аким ввалился в землянку с раненной Юной, никто из них забыть не смог. Перед тем, как отпустить мужа за помощью к сестре – Рол слыл хорошим врачевателем, а Милла могла побыть на пару дней посиделкой – Юна притянула его к себе слабой рукой и попросила поцеловать на прощание. Видимо, она предчувствовала свою скоропостижную кончину и хотела сказать своё последнее «я люблю тебя».
Тяжелее всего было смотреть Вете в глаза. Малышка не понимала, куда делась мама. «Усла?» – спрашивала она, тыча в дверь. Удобная ложь – согласиться, что да, ушла. И продолжать её днями, неделями и месяцами обманывать, малодушно придумывая новые отговорки на постоянные вопросы (а когда придёт, а почему никто не идёт её искать, а куда она так далеко ушла?). «Мама не придёт. Мама умерла, её больше нет», – чудовищный ответ двухлетнему ребёнку, который ввергнет его в больший шок, нежели девочку-подростка.
Точно так же, как и этот медвежонок с другого бока туши, Кира с Ветой жались к отцу, вместе оплакивая своё горе и утешая друг друга. На пологом склоне холма, по соседству со Стрижиной горой, Аким похоронил любовь своей жизни. Под кустом вереса, где они своей первой весной сидели на отдыхе, любуясь величественным видом горы перед ними, и Юна сказала: «Здесь я хочу навеки остаться, в этом месте. Здесь жить и расти наших детей под ласточкиными гнёздами». Там они и занялись над воплощением этой мечты в жизнь, которая родилась девять месяцев спустя. Там Юна и осталась, как хотела: навеки. Каждый раз, когда проходили мимо – а как Аким, так позже и Кира намеренно сворачивали туда «по пути» – они на месте захоронения оставляли свои дары: лесные цветы – весной и летом, жёлто-красные кленовые листья – осенью, срезанную веточку хвои – зимой. Присаживались и рассказывали, что лежало на сердце. Как идут дела, как растут детки. Так, словно Юна была вместе с ними и слушала. Чтили память. Благодарили за всё, что дарила им при жизни. Только по кучке иссушенных листьев и цветов могилу можно было заметить, ничем иным она от других мест особо не отличалась: такая же груда камней и булыг, каких в здешних лесах не счесть.