Солнцестояние - стр. 17
– Ешь. Ешь.
– Надо поесть, – вторила ему девушка-росомаха. – Это только кажется, что солнце высоко, а не успеешь оглянуться, уже вечер. До заката надо поесть обязательно.
– Что будет, если не успеть?
Она усмехнулась:
– Останешься тут. Одна. А в наших лесах всегда лучше ходить с кем-то, – и заговорщицки наклонилась ближе: – Одинокие призраки самые несчастные, и твари покрупнее часто ими закусывают.
– Я не должна быть здесь.
Она передернула плечом:
– В солнцестояние колесо для каждого поворачивается так, как он того достоин, и если Красный Сейд избрал тебя, значит, тебе предначертано быть здесь.
– Меня ждет мама. Я должна вернуться.
– Врата открываются лишь один раз. Ешь.
– Ешь! Ешь!
Живот вывернуло болью, закружилась голова. От роскошной пищи стелился чарующий аромат, и от желания затряслись руки, но я сглотнула слюну: отчего-то я была уверена, что не смогу остановиться. Буду жрать, жрать, пока стол не опустеет – только он не опустеет никогда. Ото всего – и от оленины, и от кабанины, и от крольчатины, и от грибов, и от ягод, и от трав – тонко, едва уловимо пахло падалью. Быть может, по подносам, мискам и супницам были разложены шматы этого живого заразного камня, что будто бы наблюдал за мной – и ждал, когда я приму его в себя.
На ломтик лука в тарелке приземлилась муха, зашевелила лапками. В воздухе висела илистая духота, и в ней колыхался раскаленный солнечный свет. Вспомнилась книжная пыль, кружащая в коридоре, и кроссовки, с яростью затолканные подальше в гардероб; отцовская фотография на прикроватной полке. И мама, моя неунывающая, несгибаемая мама, порой молчаливо глядящая в окно, пока за ним не начнет смеркаться… будто кто-то вот-вот пройдет по дорожке к подъезду и нажмет на дверной звонок.
Интересно, танцует ли мой отец с духами, просто в другом месте, с созданиями иной земли?
Девушка-росомаха, словно ощутив мою тоску, погладила меня по запястью:
– Ты привыкнешь. Путь к Сейду находят лишь те, кто не создан для людского мира, кому в нем плохо. А с нами тебе будет хорошо. Нам всегда весело, и мы никому ничего не должны, кроме леса.
– Мне не было плохо, – возразила я и повернулась к красному камню. Солнце почти вошло в зенит, сияя точно над Сейдом – хитро прищуренное кошачье око, созерцающее своих детей.
Я не намеревалась сдаваться так просто. Честно. Представила, как переворачиваю тарелку, разбрызгивая гнилой бульон по скатерти, встаю и иду прочь. Но тут же, как наяву, услышала пронзительный визг ярящихся духов, скрежет когтей по скалам, топот и гогот и увидела, как они скидывают свои маски, а под ними – пасти, морды, челюсти, нашинкованные клыками. Нет ничего ужаснее, чем неуважение. За него могут и растерзать – заживо, со спины, вытягивая лопающиеся куски мышц и жира.