Солнце в силках - стр. 34
Сердце замерло, окоченело. Закричать бы, да крик застрял в горле. Тураах словно в каменное изваяние превратилась: ни двинуться, ни сбежать.
И распахнулись за спиной Тураах черные крылья Великого Ворона, забились, оживляя спертый воздух подземелья. В самое нутро хлестнул вихрь, взломав ледяные оковы: сердце дрогнуло, заколотилось бубном. Страх отпустил Тураах. Нет, не Тураах – удаганку.
Позволив пробудившейся силе вести себя, она притопнула – двумя крылами взмыли руки над головой – и шагнула к шипящей старухе.
Разглядев пришелицу, матушка Кутаар ликующе взвизгнула, но осеклась: худенькая девочка с тонкими руками источала уверенность, в полузакрытых глазах не было страха.
Тураах топнула снова и пустилась в пляс, заключая старуху в невидимый круг. Там, где она проходила, воздух яснел и словно затвердевал.
В бешеном ритме танца удаганка прозревала. Здесь, во мраке пересохшего подземелья поселилась, перекочевав из глубин преисподней, Кутаар – никчемный абаас, слабый и озлобленный на мир. Оголодавшая, она распускала по окрестностям детей-ящерок, воплощения проказы и красной оспы. Разъедая чужую плоть и причиняя страдания, дети питали свою матушку. Слишком близко мерзкая старуха подобралась к родному улусу Тураах, неосторожно близко. Не знала-не ведала Кутаар, что есть кому встать на защиту живущих над подземельем людей. Так пусть уходит, пока жива, пусть забьется снова в глубокие норы на окраинах Нижнего мира!
Кутаар, не привыкшая действовать самостоятельно, а уж тем более защищаться, следила за пустившейся в пляс удаганкой, все больше съеживаясь. Вдруг старуха заголосила и, резко выбросив левую руку вперед, схватила Тураах за предплечье, вонзила желтоватые когти в кожу. Предплечье обдало огнем. Сжав зубы (терпи, терпи, удаган!), Тураах приняла расползающуюся по руке боль, погружаясь в нее и черпая из нее силы. Она поймала взгляд желтых глаз и повлекла Кутаар за собой по кругу. Старуха упиралась. Пальцы ее стали разжиматься, но Тураах шагнула вплотную, свободной рукой схватила Кутаар, не давая высвободиться.
Змеиные глаза полыхнули ужасом. Ловец угодил в свою же западню: огненная боль, пронзавшая предплечье Тураах, разрасталась и возвращалась к абаасу сторицей. Сухая кожа старухи, прижатая к нежной коже удаганки, зудела и плавилась. Кутаар заверещала на одной ноте, дернулась раз-другой и наконец выдернула полыхающую болью ладонь из хватки Тураах.
Старуха всхлипнула и попыталась сбежать, но невидимая преграда, сплетенная танцем, не пускала. Старуха заметалась, ее детки кинулись врассыпную. Одна из ящерок, пытаясь проскочить мимо Тураах, угодила ей под ногу. Хлоп! – и только ржавая пыль осталась от медночешуйчатой дочери Кутаар. Взвыв от ужаса, старуха ломанулась во мрак и, пробив круг силы, растворилась во тьме.