Солнце мертвых. Пути небесные - стр. 65
Их было трое – две девочки и мальчик. Старшая, лет двенадцати, тревожно взглянула на меня обведенными синевой, усталыми, ввалившимися глазами, когда я присел рядом. Двое младших раскладывали на тряпке обглоданные бараньи кости, кусок овечьего сыра и татарский чурек, лепешку.
– Мунька, убери! – крикнула старшая, кинув на меня быстрый взгляд карим глазком, и сама по-хозяйски завернула тряпку.
Пир нежданный! Не скатерть ли «самобранка» эта тряпка? И не из сказки ли эти бараньи кости, и брынза, и чурек пышный – на этой пустой дороге?..
– Ешьте. Я не возьму, не бойтесь.
Они на меня косятся. Мальчуган, лет семи, смотрит ощипанным галчонком – худой, ротастый. Они все подсушены сильно, но их лица приятно-детски! красивы даже. У старшей лицо серьезно, тонкие губы сжаты, выгнуты чуть в углах – показывают характер. Но почему этот пир нежданный?! и зачем эти разноцветные ленточки?.. В черных волосах старшей – и за ушами, и на плечах, и по груди, яркие ленточки! Она все время сама оглядывает себя: красиво! И даже на замызганной, в дырьях, ситцевой юбочке – всюду нацеплены разноцветные ленточки! – Почему ты такая, в лентах? Праздник, что ли?
Она плутовато усмехнулась:
– А так… татары нарядили… Татары?! Я еще ничего не понимаю.
– Да как накорми-ли нас! Всю ночь в кошаре кормили, и все рядили. А потом мы заснули. И вином поили, и барашку ели… И еще и домой дали!
– За что же они тебя вином поили? Татары вина не пьют.
– А так… поили… – и повела она плечиком и усмехнулась к морю. – И сами пили. И опять приходить наказали. У них хорошо в кошаре, весело. Барашки, собаки… Еще катык ели… а они на своей зурне играли… зурна называется.
Слово за слово – она доверчиво рассказала мне свою сказку.
– Мы из-под «Линдена», Глазковы фамилия. Знаете?! Так вы повыше живете? Так это у вас павлин… Теперь знаю. А вы мне перышков дай-те! … Нашего папашу арестовали, будто корову у Коряка зарезал. А это… – поглядела она на меня, решила что-то и сказала: – Мы не знаем, кто у него Рябку зарезал. Мы с голоду калеем, Миша и Колюк убежали в горы… – вы никому не сказывайте! – братья старшие. А то бы их Коряк заканителил. Камунист он. Отплотим ему… как он папашу бил! Сказать татарам знакомым… Он через перевал хо-дил… Хорошо, Колюк покажет!.. – сказала она с детской злостью, и у ней задрожали губы.
– Мы… Коряка… убьем! камнем убьем!.. – крикнул галчонок и погрозил кулачком. – Сволочь!
– У него сундуки ховали… все булзуи… мамаса сказет… – отозвалась меньшая.
– Молчи, дура! – крикнула старшая. – Нос вот утри. Все зло от Коряка пошло. Стали мы голодать без папаши… Вот мамаша и послала нас собрать шиповник или что попадется… ажину там. Велела повыше в горы идти, а то тут все погорело. И буковые орешки-пьянки… а такие, буковые. От них голова пьяная бывает, если много грызть, а то они жи-ирные, вку-усные! Пошли мы… шли-шли… – нет ничего, все пересохло. И через лес прошли, на Яйлу вышли, у Куш-Каи… Человечьи кости сколько видели…