Солнце и Замок - стр. 95
– Севериан, – откликнулась из темноты Гунни (ее голос я узнал без труда), – она же всего-навсего девчонка от силы лет шести!
– Она мертва! – пояснил я. – Мертва, а ее устами говорит зверь!
– Нет, девчонка на нем верхом едет. Они здесь, совсем рядом со мной.
Онемевшие пальцы наконец-то нащупали нужное звено цепи, но размыкать его я не стал, охваченный внезапной, непоколебимой уверенностью: освободившись сам и спрятавшись среди матросов, как было задумал, испытания я не выдержу наверняка.
– Справедливость! – закричал я, обращаясь к толпе у стен. – Я старался блюсти справедливость, и всем вам об этом известно! Возможно, вы меня ненавидите, но кто из вас может сказать, что пострадал от моих рук безвинно?
Сталь в руке человека, бросившегося ко мне, сверкнула во мраке, словно глаза альзабо. В тот же миг Зак, вскочив, бросился на него. Клинок нападавшего лязгнул о камень пола.
XIX. Безмолвие
В замешательстве я поначалу не понял, кем был освобожден: сумел лишь разглядеть, что их двое. Подойдя с обеих сторон, они разомкнули цепь, подхватили меня под руки и быстро поволокли за Трон Правосудия, где ожидала нас узкая лесенка, ведущая вниз. Позади царил сущий пандемониум: вопли и топот матросов смешались с бешеным лаем альзабо.
Лесенка оказалась длинной и довольно крутой, однако колодец ее располагался точно под отверстием в вершине купола, и посему ступени озаряли неяркие отсветы заката, отраженные россыпью облаков, хотя солнцу Йесода предстояло вновь появиться в небе лишь с наступлением утра.
Однако у подножия лесенки нас окружила такая тьма, что я даже не заметил, как мы вышли наружу, пока не почувствовал траву под ногами и ветер, дунувший в щеку.
– Спасибо, – сказал я, – но кто вы?
– Мои друзья, – ответила Афета откуда-то из темноты. – Ты видел их на судне, доставившем тебя сюда с корабля.
Судя по звуку голоса, ее отделяло от меня не больше пары шагов.
Во время нашего разговора двое других отпустили меня и… Как ни велик соблазн написать, будто оба немедля исчезли, поскольку именно так для меня все и выглядело, они, скорее всего, никуда не исчезли, а попросту удалились в ночь без единого слова.
Афета, шагнув ко мне, как и прежде, взяла меня под руку.
– Я обещала показать тебе чудеса…
Я увлек ее прочь, подальше от здания.
– Любоваться чудесами я пока не готов. Ни твоими, ни чудесами любой другой женщины.
Афета расхохоталась. В женщинах ничто не содержит фальши столь же часто, как смех, обычно служащий им чем-то вроде ни к чему не обязывающего междометия в светской беседе, наподобие звучной отрыжки автохтонов на праздничном пиршестве, однако в смехе Афеты слышалось подлинное веселье.