Соленое детство. Документальная повесть выпускника детдома - стр. 5
Деваться мне было некуда, меня укутали в клетчатое зеленое застиранное одеяло и оставили до места определения. Но я продолжал орать, потому что не понимал, почему мне так туго. В общем, навел я шороху своим недетским криком. Говорят, что в роддоме дети, от которых отказываются, чувствуют, что их оставляют, поэтому ор стоит некоторое время, пока дети не привыкнут и не поймут, что точно никому не нужны, а краснолицая рязанская женщина перекроет переднюю стенку кроватки, чтобы ребенок не видел никаких передвижений приходящих.
Это гуманно – не давать ребенку шанса вдруг увидеть в приходящем силуэте человека, похожего на мать (учитывая, что мужиков в таких местах не водится). Узнать, кто мой отец, нет шансов вообще – я его не знаю до сих пор. Впрочем, как и тетушек и бабушек, и по линии матери, и по линии отца. Жизнь без линий.
Со временем я с ужасом понял, что, возможно, и это отчасти гуманно по отношению к брошенному ребенку, потому что у нас бытует мнение: раз мать бросила, значит, что-то в этом есть. Ей виднее причина – либо у ребенка что-то не то со здоровьем, либо с лицом, либо «некачественный». Поэтому никаких общественных воздействий, а тем более родственных быть тогда не могло, мало того – за отказ давали деньги. Сдача ребенка не порицалась, так как государство создало такой конвейер, на котором ты будешь ехать, охваченный заботой и вниманием. Но только ближайшие восемнадцать лет. А потом – прости, живи как знаешь.
Детский дом – соломинка для тех, кто уже утонул.
Уже при выпуске из детского дома я, ковыряясь в «отпускных» документах, встретил мятые строки корявой записки: «Отказываюсь от сына, потому что не могу…» Жалею, что бросил на ветер этот желтый бумажный листок, как когда-то был брошен сам. Видимо, гены – все бросать… И бросал. Не просто бросал, а кидал как можно сильнее, потому что понимал, что имею такой опыт, который трудно изжить с годами.
Толстая папка с моим личным делом была насыщена моей жизнью. Вот справка, что я болел, вот справка, что я здоров, вот справка, что я что-то украл, характеристики ежегодные, отчеты, грамоты. И ни одной фотографии. Я досконально просмотрел все это свое «дело» и выбросил его в первую попавшуюся урну. Не потому, что хотелось скрыть свое прошлое, а потому, что очень уж гадка была «нутрянка» этой папки, где я предстал каким-то недалеким и вороватым, с рекомендациями быть отправленным в спецшколу или тюрьму. Не жалею об этом. Потому что в этой папке был не я.
Признаюсь честно, при рождении я был отчасти некачественным. У меня были искривлены ноги, которые выпрямились только к выпуску из детского дома. Мне сильно повезло, что это произошло, потому что в жизни нельзя быть ущербным, иначе тебя, как в Спарте, сбросят со скалы. В социальной стране нельзя быть хуже других, это сразу приговаривает тебя постоянно быть последним.