Сокрушители большого жука. Былина первая - стр. 26
– Так завуалировал, что теперь она обнимает мою ногу и рыдает!
– Сейчас я всё исправлю, не боись.
Горыня стал на колено, развернул девочку к себе, затрепал её побледневшую щёку:
– Но ты не волнуйся. С тобой же я и тятя Кощей. Мы им всем бошки посносим и кишки повыпустим. А вдогонку ещё и словом припечатаем.
– Что сие означает?
– Например, обзовём их матерей жирными шлюхами.
– Боги, друг!!!
Искра последнюю фразу витязя не поняла, но интонации поверила и даже улыбнулась.
– Горынь, ты никогда не задумывался о преподавании? – спросил Кощей.
– Нет.
– Вот и правильно.
***
С первых же вёрст похода судьба принялась жёстко испытывать Горыню.
Очень быстро обнаружился главный недостаток шлёпанцев. Лесной гнус прознал про отсутствие сапог, и вскоре богатырские ступни превратились в гастрономический фестиваль. На Кощея посыпались обвинения в непродуманности модели.
– Надо намазать ноги черёмуховой мазью, сейчас я тебе её дам, – сердобольно отвечал Кощей и тут же наигранно спохватывался: – Хотя постой-ка… О-о-о-ой, прости, друг, она же осталась дома… Там, куда ты меня не отпустил! Приятного аппетита, кровососы!
Кощей изводил Горыню своим нытьём. Обо всём не взятом с собой в вояж он канючил непременно вслух. И в качестве усилителя давления бессмертный манипулятор использовал, разумеется, девочку.
– Кажется, подул ветер, – артистично поёживался Кощей, поднимая ворот кафтана.
– Чего ты скрючился, будто на тебя карачун чихнул? Он же тёплый.
– А-а-а-а, в этом и есть его коварство. Вроде ласковый, безвредный ветерок, а наутро привет, простуда. Она, правда, легко излечивается ландышевым мёдом. У меня дома всегда припрятана маленькая скриночка такого на этот случай. Но мы его тоже не взяли. А зачем? Пусть ребёнок кашляет и сопливит до самого Славгорода!
– Я хочу пить, – призналась Искра.
– Скоро будет ручей, – ответил Кощей и покосился на витязя. – Правда, у нас нет моего походного набора жестяных кружечек. Ну что ж, будем лакать из ручья как еноты…
Хуже Кощеева нытья были только его приступы экзальтации. Как любое существо, обладающее чувством прекрасного, Бессмертный обожал запоминать миги. И этими запоминаниями безумно тормозил путешествие.
– Боги! Посмотрите, как величаво свисает с еловой лапы эта шишка! – восхищённо вскрикивал он.
– Обычная шишка, тут на каждой ёлке такие гроздьями висят, – бурчал Горыня. – Идём!
Но Кощей уже был весь в творчестве. Он приседал, вставал на цыпочки, выворачивал голову до хруста в шее, чтобы запоминание мига вышло оригинальным, но при этом не заваливался горизонт. Выбрав наконец правильный ракурс, Кощей замирал на миг, впериваясь в шишку немигающим взглядом. И ладно бы, если бы объектом запоминания была только шишка, мох или улитка с капелькой вечерней росы на заднице.