Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии - стр. 84
— Мирабель, — вновь позвал он, но в этот раз почти что шепотом.
— Прошу, директор... Не заходите.
Слезы тяжелым комом застряли в горле. Руки дрожали, пока тянулись к поясному мешочку и вытаскивали маленький флакончик с оборотным зельем.
— Позволь мне…
— Нет! — перебила его — грубо и резко, что совсем не хотелось. — Умоляю. Уйдите отсюда.
Прижавшись спиной к двери, откупорила заветный, но столь ненавистный в это мгновение флакон и залпом выпила содержимое, даже не скривившись от ужасной на вкус жидкости.
— Не заходите, — повторила еще раз, крепко сжав в руке пустой пузырек.
— Хорошо, Мира. — Голос прозвучал близко. Так пугающе близко, что сердце забилось еще быстрее, еще отчаяннее, а пальцы сжимали так сильно, что заболели костяшки. — Я не зайду.
Я надеялась услышать, как он уходит, но вместо этого раздался какой-то неясный шорох, и дверца денника неожиданно дрогнула. Дыхание сперло, и я зажала себе рот, боясь закричать, когда дверь откроется.
Но все вдруг затихло. Стало слишком тихо. Настолько, что я не слышала ничего, кроме яростного стука собственного сердца.
— Магистр?..
— Да, Мира? — послышалось прямо за дверцей.
Кажется, мужчина сел на пол и так же, как и я, прислонился спиной к перегородке.
— Почему вы не уходите? — спросила сипло. Чуть повернулась, прижалась ухом и щекой к дереву.
— Хочу убедиться, что ты в порядке.
— Я в порядке. Просто… Мне нужно побыть одной. Оставьте меня.
— Я не уйду.
— Ну пожалуйста… Не нужно ждать.
Мне хотелось добавить, что неизвестно, сколько потребуется ждать. В прошлый раз зелье подействовало не сразу: на это потребовалось несколько часов. Но я промолчала, больно закусив губу. Любое слово может привести к тому, что я буду раскрыта. Впрочем, наверняка он и без моих оправданий догадывается, что я либо чокнутая, либо что-то скрываю…
— Заходить не буду. И смотреть тоже. Успокойся, а после мы поговорим.
Этого я и боюсь. Разговора. Если он начнется, если я выйду и встречу постоянно испытывающий взгляд, то не смогу больше молчать. Это трудно. Очень трудно скрывать правду.
Но пока магистр молчал. Я и сама не спешила начинать говорить, страшась, что одно неосторожное слово прольет свет на правду. Так мы и сидели — в тишине, прерываемой лишь редким ржанием лошадей и шорохом в стойлах. Порой становилось невероятно тихо, и мне чудилось, что помимо то торопливого, то слабого стука своего сердца я слышу ровный стук сердца магистра. Но эта звуковая иллюзия быстро испарялась, и конюшню заполняло фырканье лошадей.
Вскоре с улицы повеяло прохладой. Запах сена смешался с запахом приближающегося дождя. Хвост, укрытый сеном, чуть задрожал, пальцы стали холодными, и я поднесла их к губам, обдала дыханием.