Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии - стр. 63
— Верно. — Филя вдруг повеселел или, быть может, попытался за показушным весельем скрыть, как ему больно от решения Вульи. Наверное, даже больнее, чем мне. — Тогда обратимся к тому, кто сможет.
11. Глава 11. Целительница
Я не стала спрашивать у Фили, к кому он решил обратиться за помощью. Не стала спрашивать, куда он собрался и каков его план. Я просто доверилась ему, как течению. Может, потому, что действительно доверяла; а может, из-за того, что было очень больно и обидно, внутри что-то тянуло, отвлекая от окружающего мира, и от этого хотелось плакать не переставая.
Пока лошадь не спеша возвращалась к тракту, я сдерживала слезы, которые иногда все же прорывались наружу. Под копыта скакуна падали мелкие жемчужины.
Весь путь до тракта мы молчали. Но я все думала… Думала о том, что чувствовала тетушка, когда писала то письмо. Было ли ей так же больно, как сейчас больно Филе? Легко ли она ступила на корабль, который должен был доставить ее на другой конец мира?
Эти мысли сменялись злыми… Как она могла бросить нас, даже не рассказав о своих планах при встрече, оставив лишь кусок бумаги, который хотелось порвать в клочья, так же, как строки в письме разорвали в клочья сердце?
А злые мысли сменялись тревожными. Не обидят ли ее там, на чужой земле? Как же она справится одна, без своего верного стража и друга? Будут ли у нее товарищи, друзья, или ее встретят как врага? А если она заболеет, захворает вдруг, кто же позаботится о ней?..
Мне хотелось броситься в море, переплыть океан — и неважно, как долог и труден будет путь, лишь бы встретиться с ней и остаться рядом. Ведь она была единственной, к кому я шла со слезами, кому я жаловалась и с кем заливисто смеялась. Единственной, кому я доверяла беспрекословно. Кого горячо любила и кому прощала все обидные слова. Она стала той самой, кто смог заменить мне мать.
Но от этого безрассудного поступка удерживало только одно. Если тетя не поставила меня в известность, если не спросила моего мнения и решила до последнего ничего не рассказывать, значит, она не хочет меня видеть. Значит, ей лучше одной…
От этой мысли кольнуло в груди, защемило, и я сильно прикусила губу, чтобы слезы вновь не омыли лицо.
Боль утихла на какое-то время, я смогла отвлечься, когда мы, вместо того чтобы свернуть на тракте в сторону академии, направились вперед, где высились ворота столицы и длинная, огибающая по громадному кругу город, каменная стена.
— Тот, кто должен помочь, живет в столице? — спросила тихо, шмыгнув носом.
— Да, — коротко и глухо ответил Филя.