Сокровища Рождественского монастыря - стр. 23
Великий князь боялся признаться, что больше всего его беспокоило не то, что он потомок византийских императоров. Привык он к своей жене Соломонии за двадцать лет брака, привязался, с радостью спешил в свою опочивальню после дальних странствий, желая обнять ее теплое, мягкое тело, поцеловать румяные, как яблоки, щеки.
Хорошей она была женой, что и говорить, – красивой, домовитой, преданной. Вот почему Василий, давно задумавшийся о разводе, тянул, ждал неизвестно чего. Не было у него для развода никаких причин, не поняли бы его люди. Хотя, чего уж тут обобщать…
Некоторые его приближенные все уши прожужжали: дескать, ежели власть делить придется, то и государство раздробится, как когда-то, ежели раздробится, ослабнет, и рванут к нему полчища поганых, и застонет Русь под ударами их мечей.
Нет, один должен быть у Руси хозяин, один царь.
Знал Василий, что митрополита Валаама при желании можно сместить, поставить Даниила, и тот не станет ему противоречить, наоборот, благословит на задуманное, но не хотелось великому князю только на его мнение опираться. О жадности, властолюбии и жестокости митрополита говорили многие люди. Вот ежели б святые старцы дали свое благословение… И необязательно старцы, пусть молодые, только благочестивые, как Максим Грек из Чудова монастыря, слава о котором разнеслась во все пределы Руси.
Что, если прямо сейчас к нему поехать, поговорить?
Василий пришпорил коня, свернул с проторенной дорожки. Бояре встревожились, особенно окольничий Тучков:
– Куда, государь?
– В Чудов монастырь, – бросил Василий.
Его свита сразу поняла – к Максиму Греку. Ценил государь этого монаха за образованность и разумные речи. Когда-то он, желая разобраться в греческих рукописях и книгах, принадлежавших его матери, Софии Палеолог, обратился к Константинопольскому Патриарху с просьбой прислать к нему ученого грека, старца Савву. Патриарх не возражал, но уж больно Савва был немощен… пришлось ехать Максиму Греку.
Увидев великокняжеское книгохранилище, монах пришел в восторг и немедленно принялся за работу. Начал с «Толковой Псалтири», а потом дошел и до других служебных книг. Со временем князь лучше узнал ученого монаха и еще больше зауважал. Не терпел Максим нарушения нравственного закона, всегда резко и прямо высказывался о том, что осуждал.
Василий понимал, почему за его спиной переглядывались бояре, не могли они взять в толк, на что надеялся Василий, какой разговор ожидал от Грека? Великий князь вспомнил пламенные проповеди монаха. Он всегда осуждал роскошь, не ведал, как можно спокойно жить в богатстве, если кругом нищие? Максима поражали и русские церкви, такие же роскошные, как и дома бояр. Зачем богатство в Божьем доме? Нет слов, церковь должна быть прекрасной, но без излишеств. Интересовался Грек, куда идут налоги, собираемые с крестьян церковью, сетовал он, что храмы не помогают бедным.