Сокровища Рождественского монастыря - стр. 25
Он придвинул к себе толстую книгу и углубился в чтение, будто не видя, что государь продолжает сидеть в его келье.
Василий, подобрав полы длинной шубы, вышел из жилища монаха и подумал, что может опоздать к обедне, которую должны были отслужить в церкви монастыря. Хорошо, что он не увидит там Соломонию, с которой вместе ходил на заутреню.
В памяти всплыло худое желтоватое лицо Максима Грека и его слова.
«Никогда этот монах не станет моим союзником, – внутренний голос нашептывал Василию фразы, которые он хотел услышать. – И молчать не станет. Многие его цитируют. Нужно ли мне, чтобы он давал пищу для разных толков? Там, гляди, и до бунта недалеко».
Неясная мысль о том, что волей-неволей придется расправиться с этим строптивым монахом, потихоньку закрадывалась в голову.
«И митрополита Валаама нужно поставить на место, а то и вовсе… – нечестивые мысли наступали, как полки (удивительно, что сразу после выхода из кельи Максима Грека), и Василий им не противился. – В моем государстве мне все подвластно, и неповиновения не потерплю».
К нему подъехал любимый боярин Иван Поджогин, сделал озабоченное лицо и спросил:
– Чего невесел, государь?
Василий опустил голову:
– Знаешь ты мою печаль…
– Ах, это, – боярин подмигнул, загримасничал. – Я бы на твоем месте не беспокоился. Разговор у меня был вчера с братцем княгини, Иваном Сабуровым. Много интересного он мне рассказал, за деньги, разумеется. Повезло тебе, что братец Соломонии любит звонкую монету. Вернемся в Москву, позову я его – поговори с ним. Слово даю, веское основание будет у тебя для развода.
– Она мне изменяла? – встрепенулся великий князь и побледнел: тяжело было слышать такие вести.
Поджогин покрутил головой на толстой шее:
– Есть кое-что хуже измены, государь. Колдовством занималась твоя жена. Впрочем, Иван тебе все расскажет.
Василий тяжело задышал и пришпорил коня. В нем боролись противоречивые мысли. С одной стороны, желал он избавиться от бесплодной жены, с другой – горько ему было сознавать, что Соломония сама на развод напросилась.
Прискакав в Москву, первым делом вызвал к себе Ивана Сабурова.
– Люди говорят, ты мне что-то сказать хочешь, – буркнул он: неприятно было смотреть на этого дюжего молодца, продававшего сестру.
Иван улыбнулся:
– Сказывали, и ты меня за это отблагодаришь.
Василий побагровел:
– А если я тебя подвергну самым страшным пыткам, и ты мне все даром поведаешь?
Сабуров усмехнулся в черный ус:
– Не сделаешь ты этого, государь. Станут говорить, что ты не только от жены отделался, но и ее брата заморил. Народ и так многим недоволен. Там и до бунта недалеко.