Соколиный остров - стр. 41
Но начиналось все правильно, по легендам о таежных охотничьих заимках, где моток бересты, спички, соль, дрова, оставшиеся продукты ждали пришлого путника, жженного ветрами и морозами, промокшего под осенним дождем, заблудившегося в лесу. Как выяснилось, легенды наивные, применительно к нашим местам.
Сухие сосновые бревна я пилил в моховой низине, подальше от будущего жилья. Потом подтаскивал их к бугру. Готовую раму со стеклом привез из города. А печку-буржуйку сварил на заводе отец и по возможности приезжал, помогал мне собирать жилье. Железо на крышу, доски, рубероид и печную трубу дали нам тогдашние арендаторы озера – заводские рабочие, охотники, рыболовы, хозяева. Они чистили озеро и зарыбляли культурными травоядными видами карповых, правда, как оказалось, – зря. Не выжили карпы, толстолобики, белые амуры в озерной торфяной и щелочной воде. А может быть, и другие причины были их неудавшегося поселения. Не принял Хозяин чужую рыбу без спроса?.. Или гигантская Щука-золотое перо выбила пришельцев? Из тех, тридцатикилограммовых щук, о которых, по словам отца, сообщалось в газетах послевоенных лет?.. Арендаторы говорили, что видели на озере щуку, сравнимую на вид со старым сосновым топляком. Она перепрыгивала через сети и дырявила их, в то время еще не китайские паутинки, а из крепкой капроновой нити.
Был у арендаторов на озере свой дом с банькой, кухней и даже – гаражом. В этом гараже-сарае держал сторож Дмитрий Николаевич свой «Запорожец», по тогдашнему прозвищу – «горбатый»… Мне же автомобиль больше напоминал жука. Как-то теплей было так называть эту маленькую хозяйственную машину. Чтобы подъехать к дому на своем «жуке», строил Дмитрий Николаевич дороги, своими руками, в одиночку. Гатил болота, сколачивал мостки. Развел он и огород рядом с домом, сделал погреб-ледник, вырыл колодец. Лодки содержались при Дмитрии Николаевиче причаленные в одном месте, под замками. Были на причале широкие удобные плоскодонки с распашными веслами, юркие ботники под одного человека, металлические лайбы.
Стоял у сосны даже «Прогресс» (возможно, самодельный) клепаный, тяжелый. Но остальные лодки были легки на ходу, все с дюралевыми днищами и стланями. Приходил я к Дмитрию Николаевичу и, поговорив с дороги о погоде, рыбе, а то и сполоснув стакан, брал весла и шел к воде, брызжущей солнцем. Ловил рыбу, подставлял лицо ветру и думал легко, как думается, когда тебя где-то ждут, и все у тебя налажено, есть семья и, наверное, любовь. Если бы так было всегда…
Жил с Дмитрием Николаевичам и молодой пес Дунай – западно-сибирская лайка. С легкой руки моего сынишки Женьки, тогда еще, наверное, шестилетнего, стал пес Журнайкой. Приходил этот самый Журнайка к нам в гости к землянке, убегал от сурово-строгого Дмитрия Николаевича, поскольку был еще щенком-подростком, отданным в лес на воспитание, и катались они в обнимку с Женькой по бугру, хрипя от показной ярости, и мешали мне мастерить стол и лавки у землянки. Помогал мне все это обустраивать мой старший – Димка. Кряхтя, подтаскивал он мне звонкие бревнышки-стойки. А по склону бугра жена Ольга собирала чернику и поредевшую уже землянику.