Соколиный остров - стр. 43
Подремонтировав жилье, мы ловили на озере окуней. Бегали к жерлицам по прогибающемуся тонкому льду, изредка снимая некрупных щук. Слушали на закате, как трещат от мороза деревья и ухает разломами стынущий залив. Наверное, в это перволедье сын Димка и назвал озеро Озером Своего Детства, как и я когда-то назвал его так. Нас было трое. Отец, я и мой старший сын. Мы просто стояли и смотрели на Озеро. Луна лежала на прозрачном льду, словно в черной бездне и одновременно горела над нами. Под ней, бесстыдно обнаженной, темно и хмуро стоял сосновый бор на противоположном берегу. На изломе берега серебрился инеем камыш, впаянный в лед. Озеро светилось неярко и зыбко. По нему бежала лунная дорожка. Было морозно, тихо, и на сердце лежала какая-то сладкая тоска, о которой не хотелось говорить вслух. Мы повернулись и ушли в землянку, греться у печки, пить крепкий чай и слушать приемник.
Димка запомнил эту ночь. Он мне об этом говорил. Наверное, и отец помнил свои ночи, в череде подобных, но теперь его нет. Он ушел… Как раньше уходил в лес.
Уходил далеко: в гул сосновых боров,
В синь озер, напоенных дождями,
Где лениво плывут косяки облаков,
Тихо грезит камыш над волнами.
Может быть, он и ушел в синь озер и шорох падающих дождей, в эти призрачные лунные ночи. Иногда мне кажется, что он присутствует рядом со мной в тех местах, где когда-то мы были с ним. Поэтому, я редко поминаю его за столом, а большей частью делаю это в лесу. Там я говорю с отцом, высказываю давние детские обиды, наверное, справедливые; иногда ругнусь, как мужик с мужиком, перекладывая на него вину за тычки судьбы, но, в конце концов, мирюсь с ним, извиняюсь, вспоминаю только доброе, прощу прощения.
С весенними оттепелями мы возвращаемся к Озеру. Вначале я открываю сюда путь один или с напарником-приятелем, без детей. Со случайными людьми в лямку не впрягаюсь. Лучше уж тогда одному заночевать у Озера, под настороженным взглядом Хозяина. Первые после зимы встречи с Озером нередко лишь – трата сил. Надо пробиться к месту по рыхлому в лесу снегу. Откопать землянку, заготовить дров на долгую еще ночь. И случается, что застаешь Озеро еще спящим. Вяло поклевывает мелкий окунек, трепещет бесполезно кивком, а то и совсем перестает клевать.
В следующий раз я приезжаю с сыном. И уже всё по-другому. Окунь начинает клевать. Жерлицы могут простоять два дня без единого подъема флажка. И только – белая тишина кругом эти два дня. Лишь пара воронов изредка облетит озеро, проваливаясь ко льду и взмывая, нежно касаясь друг друга крыльями в любовной игре. Это их, верных в постоянстве, я встречаю каждый год на озере. Во всяком случае, так хочется думать. A ночью жадно гудит пламя в печке, потрескивая сухим смольем. Лунный свет падает в оконце, и мурлычет приемник в изголовье. Оплывает свеча и тает, становится лужицей стеарина. Я встаю и зажигаю коптилку-светильник.