Социология интеллектуальной жизни: карьера ума внутри и вне академии - стр. 43

, Бьорн Ломборг[12], Ричард Докинз, – более всего воплощают подлинный дух интеллектуальной ответственности. И я бы добавил в этот список много других, еще более ненавистных фигур, включая многих ревизионистов нацизма, евгенистов, расистов и креационистов. Считать, что общество нуждается в защите от взглядов этих людей, – значит признавать, что оно не доросло до права на интеллектуальную свободу.

Возьмем так называемое отрицание холокоста – гипотезу, что обращение нацистов с евреями во время Второй мировой войны не следует считать геноцидом. Эта гипотеза, скорее всего, неверна, но все же она заслуживает того, чтобы ее самая сильная версия была подвергнута критической проверке. Как и со многими гипотезами такого рода, ее ложность наиболее очевидна, если принять ее именно настолько буквально, насколько хотели бы ее защитники. Однако усилия, прилагаемые для фальсификации этой гипотезы, заставляют нас обратить диагностический взгляд на те ограничения, которые мы де факто накладываем на «свободное исследование» во имя «политической корректности». В конце концов, цифры 6 000 000 евреев впервые появились в результате сделанной на скорую руку приблизительной оценки во время Нюрнбергского процесса в 1946 году. В нормальном случае цифры, появившиеся в столь политизированных обстоятельствах, были бы встречены горячим обсуждением, если не откровенным скептицизмом. Следовало бы ожидать, что в последующие годы исследователи с более холодной головой будут увеличивать или уменьшать эти цифры по мере оценки свидетельств.

Отрицатели холокоста придают большое значение тому факту, что эти нормы были подвешены или по крайней мере их действие было ослаблено. Важно понимать, почему в этом отношении они могут быть правы, хотя их главная теория неверна и даже, возможно, вредна. Все дело в том, что «интеллектуальная свобода» не имеет смысла, если она не является расширением академической свободы. Общество, которое по настоящему обладает той свободой, которую мы защищаем в академии, в публичном режиме отделило бы друг от друга различные деяния нацистов и оценило бы каждое из них по отдельности в его собственных терминах, задав вопрос, стоит ли объединять его с теми чудовищными действиями, с которым исторически ассоциируется нацизм (Fuller 2006a: ch. 14). Таким образом, мы должны получить возможность заключить – без страха или презрения, – что сторонники нацизма, независимо от их низких побуждений, заслуживают благодарности, например, за то, что показали нам, как наше отчаянное стремление к жестким моральным границам лишает нас способности к критическому мышлению.