Собиратель - стр. 34
Так продолжалось, пока женщины не переключились на обсуждение внешности американских артистов. Лиля сказала вдруг, что Ричард Гир, по её мнению, образец мужской красоты, а Татьяна ей в ответ, что, дескать, ничего удивительного, ведь «нашего дорогого Захара», как и Гира, можно описать двумя фразами: «много-много щёк, мало-мало глаз». Лиля замерла и вытаращила глаза, соображая, обижаться или нет, а Захар рассмеялся, да так заливисто! Глядя, как он откинулся на спинку стула, как хлопает себя по ляжкам, а его узкие калмыцкие глаза совсем утонули в щеках, удержаться от смеха было невозможно. Общий дружный хохот тараном врезался в стену отчуждения. Слоновья туша испуганно отдёрнула ногу. Обстановка разрядилась.
Вот и до чая с пирогом дело дошло. Захар больше не походил на отрешённого Будду, случайно попавшего на чужой праздник. Он принёс и начал нарезать арбуз. Тонкая полосатая кожа от лёгкого прикосновения ножа с хрустом лопнула. Арбуз плюнул в окружающих сочной, свежей, охлаждённой в колодезной воде мякотью и развалился на несколько больших кусков. Несколько красных ошмётков смачно ляпнулись на Захаровы джинсы. И это вызвало новый взрыв хохота. Хозяин испачканных штанов смеялся громче всех и анекдот рассказал про арбузы, и все развеселились вдвойне, потому что к месту. Николай Васильевич занялся самоваром и совсем расслабился.
Но тут Лиля радостно сообщила, что арбуз им привёз из Астраханской командировки Тим. Смех замер. Санджиев, снова невозмутимый, как тибетский монах, сосредоточенно кромсал арбуз на дольки и методично срезал кожуру. В итоге оказался весь перепачкан арбузным соком. Но «будды» не обращают внимания на такие мелочи. Татьяна бросилась готовить стол к чаю. Лиля схватилась за полотенце и стала совать его мужу. Она огорчённо и виновато оглядывалась, не зная, как исправить положение. Колыванов закурил.
Когда-то, так давно, что кажется в другой жизни, их было трое. Три друга не разлей вода: Коля Колыванов, Захар Санджиев и Саша Беркут. Они познакомились и сдружились ещё в армии. Особенно близко сошлись Санджиев и Беркут. Сашка шутил, что их с Захаром, наверное, степь роднит как братьев: один в калмыцком улусе верблюдов пас, другой – в Ставропольском селении лошадей, поэтому Колыванову – сыну асфальта и кирпичных домов их вольную степную душу не понять. Немного задевало Николая, когда слышал такое, но он не обижался, потому что и в самом деле ничего, кроме родного города, не видел, если только в кино. Дружба за два года армии окрепла, и признали «степняки» Николая частью братства.