Собачий архипелаг - стр. 20

Учитель не мог устоять на месте, поворачиваясь то к одному, то к другому и надеясь хоть в ком-нибудь найти поддержку, но тщетно – он остался в одиночестве.

– Если сочтете необходимым, чтобы я проводил их в последний путь по нашему религиозному обряду, я это сделаю, – продолжил Кюре, – хотя и неизвестно, какова была их вера и была ли она вообще. Я сделаю это, как сделал бы по отношению к любому человеку, ибо таков мой пастырский долг. Но скажите, дабы развеять ваши подозрения или ужас, что происходит, когда рыбак гибнет в море? Он ведь не попадает на кладбище, однако это не мешает нам молиться за упокой его души. А безбрежный водный простор, где он остается на веки вечные, – море, в котором мы все купаемся, которое нас кормит и мучает, – разве в нем меньше всякой мерзости и грязи, чем в жерле Бро, так вас пугающем?

Кюре замолчал, но последние его слова сопровождались протяжным стоном: как всегда в конце проповеди, священник резко соединил руки, совершенно забыв о своих плохо перевязанных свежих ранах на пальцах.

Всю следующую ночь Учитель не сомкнул глаз, и немудрено: когда на рыбном складе Мэр поставил свое предложение на голосование, оно было принято единогласно, за исключением голоса самого Учителя.

После чего Мэр распорядился, что он сам, Спадон, Кюре и Доктор займутся тем, что он назвал похоронами, хотя чувствовалось, что это слово даже он произносил с напряжением. К числу избранных Мэр добавил и Учителя, поскольку понял еще до того, как тот вмешался, что он непременно захочет при этом присутствовать. Старуха, которая до этого не раскрыла рта, безмолвия не нарушила, что до Америки, так он был только рад, что о нем забыли. Вся эта история и без того отняла у него слишком много времени, а у него имелись дела и поважнее, чем погребение дикарей.

После последних инструкций Мэра все разбрелись во тьме кто куда.

Иными словами, в ту ночь никто из них так толком и не уснул. Возможно, одной из причин стало назойливое дыхание ветра, стремившегося пробраться во все щели домов – под порог, сквозь неплотно прилегающие створки окон, раздражая и без того расшатанные нервы, которым хватило и этой малости, чтобы скрутиться в клубок, как гадюкам. Но, конечно, не один ветер мучил их души: образ троих утопленников так и стоял у них перед глазами, и избавиться от него было невозможно.

Доктор внезапно проснулся, в два часа тринадцать минут, судя по светящимся цифрам радиобудильника, после того как почувствовал на спине прикосновение того, что показалось ему большой холодной рукой, и увидел прямо перед собой огромное лицо, чьи синие, почти черные, губы пытались запечатлеть на его лбу поцелуй.