Сны Персефоны - стр. 50

Загрей и Макария сидели поодаль, обложившись книгами и свитками, и переводили какой-то иероглифический текст в двоичную систему, тихо хихикая и бросая на старших лукавые взгляды. Гипнос, позёвывая, мешал сонный напиток в своей неизменной чаше. Геката гадала на картах Таро, а Танатос точил меч. Собственно, этим он занимался любую свободную минуту, как будто в мире было оружие быстрее и острее его меча. Он и сам весь словно из металла. Не только его железное сердце и чёрные крылья. Серебристые волосы, серая кожа и серо-лиловые глаза. Взгляд холодный и острый, как отточенные лезвия. Если он и был красив, то красотой боевого клинка, мрачной прелестью закаленной стали. Но большинство его внешность скорее пугала. Даже удивлялись: брат-близнец Гипноса настолько же уродлив, насколько сам бог Сна — красив. Впрочем, Танатоса подобные суждения трогали мало.

Он рассуждал так: «Какая разница, красива или уродлива Смерть? Смерть есть Смерть». В пику Макарии.

Танатос — скромный бог: не приемлет даров, не имеет храмов, не пользуется любовью и почётом у смертных. Его боятся все — и земные цари, и сам Громовержец, хотя Танатос всего лишь покорный исполнитель.

«Это всё Мойры, — обычно говорит он. — Они обрезали нить».

Взблёскивает меч, падает прядь волос, отлетает, причитая, тень.

«Такая работа».

Танатос немногословен: Смерти болтливость не к лицу.

Танатос всегда холоден, сосредоточен и спокоен.

У него нет эмоций.

Обычно.

Но сегодня он удивлённо вскинулся и даже заозирался.

Поражённый Аид засмотрелся, и Персефона, воспользовавшись, «съела» его ферзя.

— Смертные призывают меня.

Слова упали, словно камни в воду. Мгновенно воцарилась тишина. Гипнос перестал помешивать в чаше, Загрей и Макария — перешёптываться, а Геката и вовсе застыла, зажав в одной из шести рук аркан Смерть[2]…

— Ты уверен? — в голосе Аида чествовалась искренняя забота: он всегда переживал за каждого из обитателей своего мира. Они давно уже стали его странной, но семьёй.

— Да. Они приносят мне жертву.

— Занятно, — вмешался Гипнос. Персефоне подумалось, что тот, поди, завидует брату — его самого призывают без всяких жертв. — И что же это за дар?— бог Сна едва ли не подпрыгивал на месте от любопытства.

— Юная дева, — всё тем же ровным спокойным тоном ответил Танатос.

— О! — уже не скрывая зависти, воскликнул Гипнос. — А ты хоть знаешь, что с ней делать?

Все в зале поддержали игру: в глазах Владыки прыгали смешинки, Загрей и Макария, краснея, перешёптывались, Геката прикрывала рты ладошками. Персефона же держалась: ей ситуация не казалась смешной, скорее, она даже слегка сочувствовала Танатосу, потому что все собравшиеся сейчас в той или иной степени намекали на его любовный опыт, вернее, его полнейшее отсутствие.