Сны Персефоны - стр. 23
Он ловил мои руки, заглядывал в глаза:
— Это пустяк, царапина, осколком задело. Главное, что ты не пострадала, мамочка! — и прижимал к себе, как великую ценность, которую совсем недавно мог потерять.
Мой взрослый сын. Мой защитник. Мой герой.
Потом прибежали Прометей и Афина. Тей подхватил меня на руки — я ещё не могла идти, а Афина скомандовала Загрею:
— Обопрись на меня.
Мы уже выбрались в коридор, когда сын вскинулся, вспомнил:
— Макария!
Меня посадили прямо на пол, и все рванули в соседний отсек, который, судя по прорехам в стене, пострадал куда больше нашего.
***
Макария, глупая девчонка, у неё в крови приносить себя в жертву. Наверняка кинулась на тех, кто устроил этот беззвучный погром, не позвав на помощь и не соизмерив силы.
Маленькая «блаженная» смерть. Вся в отца. Нельзя быть дочерью Геракла и не лезть в гущу событий, сломя голову. Она принесла себя в жертву мне (как будто мне когда-то приносили человеческие жертвы!), чтобы её братья Гераклиды победили ненавистного Эврисфея, потребовавшего от их отца совершить двенадцать подвигов.
С улыбкой Макария взошла на костёр, чтобы добрая Персефона подарила успех её братьям. Вспыхнула, сгорела, но не умерла. Явилась к нашему с Аидом трону — ни тень, ни человек.
«Ты не приняла мою жертву, Владычица?»
В глазах — разочарование и удивление.
«Я не принимаю таких жертв».
«И что же мне делать теперь? Я ведь не умерла…»
«Значит, найдём тебе работу в Подземном мире, — вмешался в нашу беседу Аид. — Потому что вернуться на поверхность ты уже не сможешь».
Макария тогда изрядно приуныла.
«Но как же я смогу выполнять какие-либо обязанности, я же не богиня?»
Аид даже поперхнулся: божественных дел он ей поручать явно и не собирался.
А Макария между тем продолжала:
«Мой отец, конечно, сейчас вознесён на Олимп и причислен к сонму бессмертных, хотя и был всего лишь человеком».
Я поняла, к чему она клонит. Но Аид осадил нахалку раньше:
«У нас не Олимп, мы бессмертие не раздаём».
Девушка понурила голову:
«Ну вот… А я так хотела быть полезной смертным. Когда Танатос прилетает к ним, они пугаются и рыдают. Я бы рассказала, что умирать можно с улыбкой. Умирать, принося себя в жертву за тех, кого любишь», — патетично заявила Макария, вздёргивая веснушчатый носик.
Аид хмыкнул:
«Прямо блаженная смерть».
«Именно! — обрадовалась она. — Я бы приходила к детям, к старикам, к тем, кто жил праведно и для других. Я бы улыбалась им, и они умирали бы счастливыми».
Аид опёрся щекой о кулак, внимательно разглядывая её. Я не по-владычески ёрзала на троне: мне слишком нравились рассуждения Макарии, и я уже готова была упрашивать мужа, когда он произнёс: