Сны Персефоны - стр. 25
— Я в отдел, нужно разобраться, что это за штуковина.
Суёт голыш в карман потёртых джинсов и исчезает, мазнув по нам струёй воздуха.
Чуть позже Загрей и Макария тоже отбывают — докладывать о произошедшем Аиду.
Афина же, взглянув на меня, решительно заявляет:
— А ты — ко мне. У меня тебе точно будет безопаснее, чем где-либо.
И мы отбываем к ней, да я так и остаюсь в прихожей… Вроде только присаживаюсь на диван перевести дыхание, собрать мысли в кучу, постараться подумать, что делать дальше. У меня же салон, клиенты, невесты…
И засыпаю, проваливаясь в сон про женщину, бредущую по пересохшей равнине.
Я до сих пор ещё не могу отделаться от жуткой изнуряющей жажды, которая мучит меня после того сна. Добираюсь до кухни, открываю кран и пью, пью, пью… Последний раз я так хотела пить после своего похищения, когда боялась взять хоть каплю в рот в Подземном мире…
Так, наверное, хочет пить трава без корней…
Кора умирала, чахла день ото дня, бледнела и таяла… Оторванная от матери, лишенная солнечного света, замерзающая среди ледяного холода мрачного Подземного Царства…
Ненавидела ли она своего похитителя? Того, кто утащил её в этот жуткий мир?
Нет, ненависть пожирает слишком много сил, а она едва могла двигаться. Она уже даже не плакала: слёзы высохли, как русло реки знойным летом…
Она просто тихо умирала.
Кора не знала, сколько времени прошло с того дня, когда её — лёгкую и беспечную богиню Весны, собиравшую цветы в Ниссейской долине — подхватил и увёз тёмный бог на золотой колеснице, запряжённой четвёркой чёрных огнедышащих коней…
Сколько дней и ночей минуло с того ужасного мига, когда похититель, ногой распахнув дверь, втащил её, бьющуюся и рыдающую, сюда — в спальню, и бесцеремонно швырнул на кровать. Потом навалился сверху, срывая полупрозрачные одежды, которые ещё утром с таким тщанием выбирала для неё мать.
Его глаза блестели лихорадочно и страшно. Сам же он был так отвратителен. Кора ещё никогда не видела настолько некрасивых богов. Она выросла среди красоты, и уродство пугало её. Оно казалось заразным. Недаром его ненавидели наверху, даже по имени не называли, только пренебрежительно — «этот»…
Кора давилась слезами. А он осыпал жадными поцелуями каждый сантиметр её кожи, вжимая хрупкие запястья в подушку … Но шептал при этом что-то совсем неправильное, то, чего не говорят насильники и похитители своим жертвам:
— Богиня… несравненная… самая красивая… Весна… сводишь с ума… пожалуйста…
То, что следовало за «пожалуйста», она разобрала даже не сразу, но, услышав, замерла:
— …моей женой…